На Руси традиции народовластия начали складываться раньше и успешнее, чем в Западной Европе

Принято считать, что родиной демократии (народовластия) является Западная Европа - Британия, Франция, Германия. А в России якобы всегда была тирания и кровавый тоталитаризм. Однако это представление относится к разряду навязанных установок. И любой человек, ознакомившись даже с общепринятой версией истории, без труда придёт к мысли, что на Руси традиции народовластия стали складываться гораздо раньше и гораздо успешнее, чем на Западе. Так, боярская дума возникла как минимум на 100 лет раньше английского парламента. А Земские соборы, учреждённые Иваном Грозным - вообще были новым словом в системе демократии того времени, поскольку представляли собой по сути "съезд народных депутатов" от разных областей и сословий. О ярких, но забытых моментах истории русской политической мысли рассказывает политолог и культуролог Александр Севастьянов.

-Знаете ли вы, например, что все военные кампании царские, та же Ливонская война, то же взятие Казани софинансировали русские купцы, в основном. Не столько казна, сколько это была складчина. И они решали, дадим денег на войну или не дадим. А соборы, Стоглавый собор при Иване Грозном был, да? Ведь он был вызван тем, что люди русские ощутили нравственное неблагополучие своей жизни. Вот ребята, братцы, мы живем не так, братья и сестры, христиане, мы живем не так, как надо бы. И собрали Стоглавый собор, и вошли во все тонкости там и монастырского жития, и системы образования, и врачебных, так сказать, каких-то дел, и политических, и так далее. Собор, который принял уважение, например, Алексея Михайловича. Это были формы самоуправления, причем они были очень разнообразны. Были свои органы самоуправления у казаков, у купцов, у иерархов церкви, была боярская дума. Вы помните эту формулу: царь указал, а бояре приговорили. И без этого боярского приговора одного только царского указания было недостаточно, чтобы закрутились колесики государственной машины, чтобы решение было проведено в жизнь. Но поэтому, вообще-то говоря, российские традиции российского парламентаризма, они более прочные и более длительные, чем в Англии. Потому что в Англии парламент очень в течение столетий, но это были, как теперь говорят, кивалы, да? Они просто утверждали любое решение монарха. Да? Генеральные штаты во Франции – то же самое. А у нас было все-таки гораздо больше было и свободы, и самостоятельности в выражении своих идей, у тех же соборов, например. Но а потом, конечно, если идти вглубь веков, то мы знаем, что у нас ведь было три самоуправляемых республики: Новгород, Псков и Вятка. Когда-то, когда была единая Киевская Русь, не было необходимости в таком самоуправлении. И если вы помните, то новгородцы, казалось бы, где Киев, а где Новгород, это две полярные точки на границах русской Киевской Руси, да, подчинявшейся наследникам Рюрика. Но тем не менее, именно новгородцы ощущали себя частью единой страны, частью единого народа и именно они вооруженной рукой поставили на трон после смерти Святослава, сначала поставили Владимира Святого, будущего святого, который крестил Русь. Ведь они пришли с войсками из Новгорода, вмешались в братоусобную войну, междоусобную. И они добились того, что Владимир сел на трон. Значит, они вовсе тогда еще не были самостоятельной какой-то единицей, не стремились оторваться от Киева, наоборот они стремились участвовать в общей жизни. И то же самое потом, когда Ярослав, когда Владимир умер, у него осталось 12 сыновей, и началась новая братоусобная война, междоусобная, феодальная. И было время, когда, например, киевский престол Ярослав делил с Мстиславом в течение долгих лет. И тоже был момент, когда Ярослав хотел бежать в Скандинавию, он боялся, он был не уверен. Новгородцы его остановили: «Стой, мы тебе...». Они разбили корабли, на которых пытался Ярослав бежать в Скандинавию, они силой его поставили в главе войска и пошли на Киев, и добыли ему трон. А вот когда Ярослав, которого мы по традиции зовем Мудрым, а он оказался не мудрым, он своим трем сыновьям раздал уделы. А сыновья потом своим сыновьям раздали уделы. И Русь стала дробиться. Вот тогда Новгород, Псков, Вятка, тогда они поняли, что в этом бардаке им не уцелеть, в этой междоусобице, им не нужно это. И тогда они отделились и создали этот республиканский образ правления. И они действительно в течение нескольких веков были самостоятельны, сами управляли собой. И вроде бы управляли, как многие считают, успешно. А некоторые даже еще нам преподносят новгородский, псковский опыт и вятский как эталон некоторый такой русского самоуправления. На самом деле, это не так, на самом деле, они деградировали. Они очень быстро из нации воинов превратились в народ торгашей, который не способен был сам себя защитить. И тогда возникла эта система наемных князей, которых они вынуждены были приглашать, чтобы отбиться от шведов, от немцев. То есть все равно они всей полноты, независимости, суверенитета они не имели. И поэтому закономерно было то, что Москва в конечном счете подмяла их под себя и покончила с их вольницами. Но покончить с вольницами она покончила, с новгородской, псковской, вятской. А у себя-то в Москве по-прежнему оставалась и боярская дума, и собор, и все это, очень многие такие вот атрибуты демократии, выборной демократии.

Причины отказа от древнерусской демократии царя-рефоматора. Мнение Александра Севастьянова

Зачем царь Пётр Алексеевич Романов отказался о древнерусской демократии? Были ли на то непреодолимые причины? За что мы заплатили русской духовностью и русским образом жизни? Стоила ли покупка такой цены? Политолог Александр Севастьянов высказывает свою точку зрения на этот непростой исторический вопрос.

-Нужно хорошо понимать, что собой представляла Русь перед Петром. Это было очень слабое государство. Во-первых, оно в течение ста лет пыталось справиться с последствиями смуты, с последствиями оккупации польской, шведской, с последствиями гражданской войны вот этой. И весь 17-й век, его летописцы прозвали неслучайно бунтарским веком, потому что это был век восстания, это был Степан Разин, это был Медный бунт, при Петре уже это был Болотников, это были страшные восстания в Башкирии, это были в Калмыкии. Это были очень тяжелые годы для России. И мы все никак, пытались взять, и никак не могли взять несчастный Азов, какой-то там паршивенький Азов, который когда-то там донские казаки взяли и семь лет удерживали. А вот царская армия его взять не могла. Выйти к Черному морю не могли. Поэтому что такое петровские, петровская эпоха? Это колоссальная централизация, модернизация и мобилизация. Провести такие вот эти три направления политики, сохранив демократические какие-то рудименты, было невозможно.

Это можно было сделать только через отказ от всякой демократии, потому что, конечно, доброй волей своей ни в армию бы не набрали людей, ни на верфи не набрали бы людей, не позволили бы и колокола в пушки перелить и все прочее и прочее, и тому подобное. Поэтому такая сверхцентрализация власти, отказ от всех демократических свобод – это была плата за мобилизацию, модернизацию и централизацию. А результат? В 18-м веке мы не то, что Азов взяли, мы его взяли вообще одним легким движением руки. Минин взял. Мы отобрали у Турции и Кубань, и Молдавию, и Черное море, и Крым. Мы отобрали Финляндии кусок у шведов, мы взяли Прибалтику. 18 век – это век блистательных. Мы Польшу разделили. Это век блистательных русских побед. А это следствие того, что мы, во-первых, модернизировались, то есть мы включились в европейскую систему, административную, военную и индустриальную.

То есть мы перестроили свою промышленность, армию и управление на европейский манер. И сразу получили преимущество и над Персией, и над Турцией. В просвещении русском произошли колоссальные перемены. Неслучайно Чаадаев, как бы там к нему не относиться, но он неслучайно писал, что «я люблю свою страну так, как Петр Великий завещал мне любить ее». То есть люди пушкинской эпохи, люди золотого века русской культуры, они хорошо понимали, кому они всем обязаны. И неслучайно Пушкин брался писать историю Петра, правда он тоже, так сказать, его некоторые кровавые страницы отталкивали и останавливали. Но в общем и в итоге, конечно, Петр был его героем. Вспомните строки, посвященные Петру и в «Полтаве», и в «Медном всаднике».

Он, конечно, его теоретически воспринимал, но в общем и в целом они все понимали, что они дети петровских преобразований. Поэтому отступление, конечно, от той древнерусской демократии, оно имеет место быть, что уж тут говорить.Но я считаю, что другого пути нет. Именно при Петре решался вопрос, сможем или не сможем, будем или не будем. Алексей Михайлович ведь хотел перевести столицу из Москвы в Ярославль. Была бы совершенно другая страна. Может быть, она была бы красивее, интереснее, духовнее, может быть, свободнее, наверняка. Но той мощи бы, которую мы имеем, не было бы. А если нет мощи, то нет никаких гарантий, что завтра тебя просто не порвут на куски. Тот же Карл, он что к нам с добром шел? Он бы оттяпал у нас то-се, пятое-десятое, те же турки, те же персы.