Как хочется быть гонимым, сытым и известным

На днях случился очередной информационный скандал. Может, и не столь громкий, но все же...

Процитирую публикацию в «Московском комсомольце», озаглавленную «Писатели подрались за право пополнить список неприличных книг омбудсмена Кузнецовой. А те, кто уже там, пишут открытое письмо с протестами»:

- Литературное сообщество и не потерявшие адекватность любители детской книги недоумевают по поводу заявления уполномоченной по правам ребенка при Президенте Анны Кузнецовой. Она огласила весьма странный список детских произведений, о которых ей «стыдно говорить». Упомянутые в этом списке писатели в ответ заявляют, что им стыдно что-либо говорить о человеке, который «занимая такую должность, позволяет себе такие одиозные высказывания».

В чем же суть дела? А в том, что, выступая в Российской государственной детской библиотеке в рамках недели безопасности Рунета, Анна Кузнецова огласила список из 16 книг, которые «я даже озвучить не могу, потому что стыдно говорить, что пишут иногда в детских книгах». В частности, она привела в пример сказку «Куда скачет петушиная лошадь» и стихотворение Игоря Иртеньева «Сказ про глаз», который «упал в унитаз».

Авторы письма утверждают, что, скорее всего, референты, готовящие выступления Кузнецовой, ее попросту подвели - взяли, критически не оценив список, который уже давно гуляет по развлекательным сайтам интернета. Там оказались и вовсе не детские произведения, а также отрывки стихов с иллюстрациями, давно ставшими классикой - Сергея Михалкова и Корнея Чуковского.

Оплошность эта вполне возможна. Но вот «перл» Иртеньева про «глаз и унитаз» где рисунок в книжке с веселым одноглазым мальчиком с повязкой, перепрыгивающим через выстроившиеся в ряд унитазы - явный идиотизм и бесстыдство. А рифмованная муть по типу «глаз - унитаз», «букашки - какашки» вообще не имеет отношения к литературе, особенно детской. Как-то один детский поэт еще несколько десятилетий назад сочинил шутливый стих, где были такие строчки:

- Грипп не знал, что я лечился.

Думал, просто выпивал.

Но у него и в мыслях не было предлагать свой опус в качестве детского произведения и вообще для печати. А сегодня, и здесь Кузнецова права, многие «одноглазые» шедевры попадаются в детских книгах.

Статья в «МК» заканчивается тем, что, якобы, в Федеральном агентстве по печати жалуются, что на них «обрушился шквал просьб от детских писателей, которые просят включить свои произведения в списки запрещенных книг». Вот, оказывается, как выгодно быть гонимым, при этом сытым да еще купаться в лучах славы. В наши, глубоко либеральные по духу времена, критика подобной той, что прозвучала из уст омбудсмена - это, действительно, ласковая трель кузнечика. Не то, что грозный львиный рык в подзабытую уже эпоху. А к месту будет напомнить, как тогда велись идеологические бои на литературном фронте.

Еще с дореволюционных времен весьма критический и неравнодушный к творчеству уже известного, хотя тогда еще очень молодого литературного критика Чуковского, Лев Троцкий в 1923 году выпустил книгу «Литература и революция». В ней он выступает с безжалостным разоблачением на этот раз автора детского «Тараканища», коего причисляет почему-то к «мужиковствующим попутчикам»:

- ... Чуковский и ставит между собой и революцией старого заиконного национального таракана в качестве примиряющего начала. Стыд и срам! Стыд и срам!

Чуковский и подобные ему, настаивает Троцкий, «убежище для национального духа открыли в самом темном тараканьем углу мужицкой избы». И еще он настаивает, что тем самым протаскивается «реванш лаптя над сапогом». Да, неистов и жесток был Лев Давыдович, сумевший в детском стихе про тараканище разглядеть чуждый и контрреволюционный по сути подтекст.

Правда, в том же году Чуковский еще смеет ответить пока всесильному Троцкому в своем «Мойдодыре»:

- А нечистым

Трубочистам -

Стыд и срам!

Стыд и срам!

Наиболее прозорливым современникам тогда было понятно, кто выведен в образе умывальников начальника и мочалок командира. Однако вскоре всесильному прежде Троцкому стало не до идеологически-критических баталий с приобретающим всё большую популярность детским писателем - шла борьба за власть. Его место с успехом заняли вдовы и жены вождей. И удары свои они наносили никак не слабее, чем грозный Лев Давидович. Так, Клавдия Свердлова, вдова Якова Михайловича, пишет по поводу вышедшей книги «Чудо-дерево» в журнале «На посту»: «Помогает подобная книга организовать детское сознание в желательном направлении?.. Дает ли правильное представление о труде, социальных задачах в форме, соответствующей возрасту читателя?.. В рабоче-крестьянском государстве такие книжки не должны иметь места».

И книгу не переиздавали несколько лет. А после разгромной рецензии Златы Ливиной, первой жены Григория Зиновьева, была запрещена сказка «Белая мышка». По мнению ее, заведующий Ленинградским отделом социалистического воспитания:

- Тут как-то всё очеловечено, вплоть до лошади, которая живет в кабинете.

Автор обвинен в чуждом «антропоморфизме» - перенесении качеств животных на людей. Выходит, в кабинете может восседать только сама Злата Ионовна. Или вы думаете - раз она в кабинете - то сама лошадь? Логика убийственная.

И для Чуковского начались очень трудные времена - одна за другой вычеркивались из издательских планов его книги. Иногда даже пускали под нож часть уже напечатанного тиража, несмотря на острый бумажный голод в стране. Наконец, отказались печатать глубокую литературоведческую книгу о Некрасове, над которой он работал больше 8 лет. Умолял ее опубликовать даже без оплаты гонорара, и когда согласились с таким вариантом, он даже заплакал от радости.

Однако самый сильный удар ждал его впереди. И нанесла его нарком Просвещения РСФСР, главный педагог страны, вдова Ленина Н. К. Крупская. В 1928 году она выступила в «Правде» со статьей, где было сказано следующее:

- Что вся эта чепуха означает? Какой политический смысл имеет?.. Я думаю, что «Крокодил» ребятам нашим давать не надо не потому, что это сказка, а потому, что буржуазная муть.

В статье Надежды Константиновны проводилась мысль, что необходима непримиримая борьба с детскими книжками, проникнутыми чуждой идеологией. После чего в печати заговорили о вредной «чуковщине», а для самого Корнея Ивановича настали совсем черные времена.

В результате ему самому пришлось опубликовать покаянное письмо, в котором он, по сути, отрекался от своих прежних детских произведений и обещал написать книгу на современном материале «Веселая колхозия». Слава Богу, намеченную высоту взять ему так и не удалось.

Как видим нынешняя «зубодробительная» критика не может идти ни в какое сравнение с теми жестокими боями, что велись 90 лет назад. Однако борьба с явной халтурой и неприкрытой безвкусицей сегодня может, если она ведется огульно и «широкозахватно», охаять и по-настоящему талантливые и выдержавшие испытанием времени произведения. На днях видел в одной из телепередач, как некая мамаша вопрошала:

- Как я могу читать ребенку стихотворение, где говорится: «хочешь я тебе, Антошка, нос засыплю порошком?». Это какой порошок: стиральный или еще какой похуже?

В стихотворении Сергея Михалкова «Грипп», которому уже лет шестьдесят, речь идет всего лишь о пенициллине. Там это даже коту Антошке понятно: тогда многие лекарства были в виде порошка. А все наигранно возмущенные восклицания вроде бы заботливой тети свидетельствуют не о низком литературном уровне автора, а о ее собственной ограниченности и даже порочности.

В коллективном письме, направленном на имя омбудсмена сказано:

«Мы приглашаем Кузнецову к диалогу. Писатели, педагоги, издатели, библиотекари и библиографы поделятся с ней и своими знаниями о современной детской литературе, и расскажут об ее настоящих проблемах».

Вроде бы все верно. Однако встречаться и «делиться знаниями» надо не только с А. Кузнецовой. Вероятно, вообще назрела необходимость провести серьезное обсуждение, вполне открытое и представительное, того, что сегодня представляет собой отечественная детская литература, как ей развиваться дальше, чему надо помочь, а от чего избавиться. Такая тема назрела. Речь-то, по большому счету, надо вести о воспитании будущего страны, а не рядиться в тогу гонимых. А другим составлять «черные списки». Времена уже не те - это ясно всем. Но и литература зачастую тоже не та, к большому сожалению.