Новые проявления старой болезни

Как всегда, после трагедии звучат крики и вопли, ищут виновных «под уличным фонарем» - там, где виднее, словно боясь заглянуть в темную глубь большой проблемы. А заглянуть всё равно придётся.

Речь, конечно же, о серии кровавых нападений школьников на свои же школы в Челябинске, Перми и Улан-Удэ. Понятное дело, на трибуну восходят депутаты и омбудсмены, пресс-секретари и говорят о каких-то «внутренних поножовщинах», дефиците в школах тревожных кнопок и видеокамер, квалифицированных психологов. Ну, пусть будет так, но ведь всё равно дело этим не решишь. Всем всё понятно. Иные тут же утверждают, что мы потеряли новое поколение, так как ничего подобного у нас никогда прежде не было. Может, действительно, именно такого не было. Так было другое.

Я учился в 5 и 6 классах в Улан-Удэ в самом начале 60-ых годов и могу по опыту утверждать, что детской, организованной в группировки и даже шайки, преступности там хватало. И она была заметнее, чем в центре страны. В кинотеатрах, а чаще возле них, на утренние и дневные сеансы собирались кучки ребят, начиная от маленьких (для приманки) и тех, кто гораздо старше и отбирали у малышни и подростков деньги, пуская, если не отдавали, в ход кулаки, а случалось, и доставали ножи. Могли, порой, и кольнуть для вразумления, а то и порезать, если возникал серьезный конфликт.

Как-то в класс наш женщина-милиционер привела мальчика, с виду третьеклассника. Руки у него были перебинтованы. Их ему порезала какая-то шпана. Он ходил между партами, чтобы опознать обидчиков. И не опознал. У нас в классе отъявленных хулиганов и приблатненных не было.

Вообще тогда жестокость подростковая, с явно криминальным уклоном была для нас, сверстников, очевидна. Как-то в городе случилась трагическая авария: почему-то трамвай на спуске сошел с рельсов и ударился в стену здания. Были убитые, раненые. И тут же группа шпаны из соседних домов и улиц кинулась шарить по карманам жертв, истекающих кровью. Об этом потом было много разговоров, занималась делом и милиция.

Мне кажется там, в Восточной Сибири и Забайкалье, социальное развитие общества было более консервативным, чем в районах до Урала и в то время, о котором пишу, еще были живучи послевоенные нравы или поры первой половины 50-ых годов. О них хорошо было показано в популярном тогда фильме «Дело пёстрых». Хотя в тех местах не было военной и послевоенное разрухи, но было иное – гораздо больше тех, кто не так давно сидел или отбывал ссылку. А Сибирь была местом каторжным еще с царских времен. А тут еще и недавнее прошлое. Жестокие нравы передавались малышам и детям постарше. По городу, помню, ходил человек в шинели, галифе и солдатских сапогах лет чуть за пятьдесят. Он время от времени останавливался и выкрикивал:

- Внимание! Сейчас город скроется под водой.

Или:

- Люди, остановитесь – здесь только что прошел Пржевальский!

Этот городской сумасшедший за четверть века до того был офицером НКВД и, как говорили, командовал расстрелом «врагов народа» за городом, в районе крупного тогда паравозо-вагонного завода. А наутро лишился рассудка и был комиссован. За ним всегда следовала стайка детворы.

Однако именно с такой подростковой агрессией, серийно продемонстрированной недавно, раньше сталкиваться не приходилось. Дело в том, что ее природа уже не в том окружении детей, которое формирует двор или улица, как было прежде. Сегодня во многом нравы «волчат» закладывает сетевое виртуальное пространство. Телевизор они практически не смотрят. Писали, например, что девятиклассник Антон Бичевин из Улан-Удэ участвовал в сообществе АУЕ – «Арестантский указ един», что представлено в сети. Так и соединяются старые недобрые традиции полукриминальных детских стай с новыми реалиями. Вроде бы он также увлекался постапокалиптической игрой через интернет и анимэ-злодеями: персонажами японских мультиков.

Так это или нет, конечно, выяснит начатое следствие. Выяснит оно и версию о возможном едином скоординированном центре всех недавних «школьных» преступлений. Но никакому следствию не под силу точно установить, как соединяется в только формируемом сознании подростка мир реальный с миром виртуальным. И как эти миры влияют друг на друга. Ведь из звучащих пока по оперативным следам случившегося выводам и комментариям, можно заключить, что надо прежде всего перекрыть зеленой молодежи доступ к вредоносным ресурсам интернета и это, мол, защитит их неокрепшую психику от пагубного влияния. Да, надо. Но почему ребята вообще погружаются с головой в мир виртуальный, что заставляет их бежать от обыденной окружающей действительности? Только ли сложившиеся мода, желание не отстать от своих сверстников? Вряд ли.

Мода модой, но когда окружающая социальная среда мира взрослых полна фальши, злобы и агрессии, несправедливости, только познающий жизнь человек чувствует это обостренно остро. Что и накладывается на неокрепшую психику подросткового переходного периода и создает в иных случаях взрывной эффект. Вот и выплескивается всё в, казалось бы, немотивированной, на первый взгляд, агрессии. Порой даже родителям, внешне благополучным, трудно понять, с чего вдруг их чадо стало странным, замкнутым и агрессивным. Думается, и школьный психолог поможет лишь отчасти, не спасет до конца и постановка на учет в детских подразделениях полиции. А в Перми, например, от просьбы родителей помочь справиться с агрессивным сыном вообще отмахнулись и оштрафовали их самих.

Дело в том, что все предлагаемые меры чаще всего касаются лишь запретов и ограничений. А они, как известно, вызывают у молодежи лишь ответную реакцию протеста.

Мир, может, и незаметно для нас и помимо нашей воли уже совершил цивилизационный переход в новую информационно-цифровую среду. А она несет с собой и мощный побочный эффект, особенно для неокрепшей психики. США, допустим, сделали такой переход раньше нас. И там уже стали обыденностью акции психов-одиночек в публичном пространстве, особенно в колледжах и университетах. К тому же социальная среда там уже давно индивидуально-атомизирована. И все попытки контролировать интернет, предлагаемые теперь у нас, могут, вероятно, лишь немного ослабить негативное и побочное влияние виртуального мира. И потому надо не только думать о поиске запретов и заслонов, но, прежде всего, активно заняться тем, как овладеть сердцами и умами молодежи через эту самую информационную среду. Как говорится, признать, что парадигма развития общества изменилась. Не бежать от проблемы, а решать ее. Пусть ученые, психологи, айтишники создадут стратегическую программу интернета, предназначенную для нового поколения. Как когда-то, почти век назад, удалось создать совершенно новую культуру. С новым содержанием и формами для молодежи. Это были книги, журналы, фильмы, песни… Занимались тогда этим многие очень талантливые люди, даже гениальные. Что и дало свои плоды, когда, несмотря ни на что воспитывалось поколение созидателей и героев-защитников Родины. Да мы и сегодня еще расходуем тот стратегический культурный запас. Но он уже на исходе.

Сейчас задача еще сложнее. Но всё равно надо бросить все силы не только на конструирование заслонок, а овладение новым контентом для уже созданной и развивающейся, пока что часто в деструктивном ключе, информационной среды. Иначе будет поздно, и негативный виртуальный мир победит живых людей. На радость, как говорил герой Владимира Высоцкого, козлоногому рогачу. Ведь запах серы всё ощутимее.