Портрет Моисея

Те, кому было дано нести Тору, а они её не понесли, подобны ослу, который несет книги. Скверно подобие людей, которые считали ложью знамения Бога! Бог не ведет людей неправедных!

Коран, 62:5

Солнце медленно заходило за небозём, когда старик в окружении внуков задумчиво сидел у костра и тихонько напевал себе под нос колыбельную “За печкою поёт сверчок…”. Семь любознательных головок были обращены в его сторону и внимали каждое движение на лице любимого деда в ожидании интересной истории, смешного рассказа или повествования о загадочном случае из собственной жизни, неожиданным образом изменившем судьбу. Ещё необузданная пытливость ума и свойственное многим детям нетерпение так и толкали тех, кто помладше, немедленно потребовать чего-то новенького в оригинальном изложении, но колыбельная перестала звучать, и вскоре после старик заговорил:
- Доныне я вам разсказывал истории, которые вас более забавляли. Однако жить в одних забавах со временем становится скучно. Я хочу разсказать вам то, что возможно даже повлияет на всю вашу дальнейшую жизнь более чем что-либо; но прежде я хотел бы спросить, что вам известно о Моисее?
Непродолжительное молчание было прервано пятнадцатилетним Володей:
- Говорят, он был пророком, получившим откровение от Бога, которое затем разпространилось среди евреев.
Старик улыбнулся и ответил:
- Ты совершенно верно заметил – говорят. Но если, глубоко не капая, обратиться лишь к десяти библейским заповедям, приписываемых Моисею, становится вполне очевидным: либо изложенное в Библии откровение Моисею было не от Бога, либо Моисей не был праведником. В десятой заповеди сказано: “Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его…”. Согласитесь, праведнику, выведшему народ из египетской земли – “дома рабства” – не может быть дана в откровении столь противоречивая заповедь, повествующая о рабах ближнего. Мне также дико слышать словосочетание “Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода”. Разве это можно считать справедливым?
Дети с удивлением ловили каждое дедовское слово. Всё им казалось загадочным, новым. Словно покрытая кисеёй картина находилась перед их мысленным взором. После минутного молчания старик продолжил:
- Признаться, я склоняюсь к тому, что Моисей был искренне верующим Богу человеком, но откровение приписываемое ему, а равно и его библейский портрет не соответствуют действительности. Поистине праведный Моисей описывается в одной легенде, которую вы сейчас от меня услышите. Но мог ли такой человек нести идеи рабовладельца? – пусть на этот вопрос каждый из вас по Совести ответит сам. Возможно немного позже, — сказал старик и начал свой разсказ:

Вдали от пустоши Ливийской,
Не зная брани и забот,
На полуостров Аравийский
Спустился некогда народ.
Как говорит веков преданье,
Земли правитель удалой
В душе таил одно желанье.
Кто царский возбудил покой?
Тогда вблизи цепи Синая
Среди песков который год
Толпа блуждала кочевая –
Нельзя сказать: то был народ.
Не вождь, но праведный учитель,
Семит – покамест не еврей –
Меж ними жил людей спаситель –
Угодный Богу Моисей.
Во все концы летела слава
О нём и доблестных делах.
Была ль она ему по нраву?
Талмуд не передал в веках.
И вот правитель изумлённый,
О нём наслушавшись похвал,
Жрецами в тайне искушённый,
К себе художника призвал
И – словно чей-то раб послушный –
Покорно подбирая слог,
Сам по природе простодушный,
Художнику сему изрёк:
“Желаешь ты познать блаженство?
Его нетрудно заслужить.
Тебя прошу я совершенство
Искусно мне изобразить.
Исполняясь волею моею,
Держи свой путь к горе Синай
И нарисуй мне Моисея.
Свершится всё. Теперь ступай”.
И живописец вдохновлённый,
Нашед в пустыне нужный след,
Сознаньем дела окрылённый,
Принёс царю живой портрет.
“Тебе пою я, вдохновенье!
О златокудрый Аполлон,
Двора снискал я восхищенье!” –
В своих мечтах так думал он.
Но пред созданием искусства
Монарх загадочно молчал,
В душе скрывая мысли, чувства,
И вскоре мудрецов созвал:
“Коль преуспели вы в науках
И ум способны показать,
Надеюсь, вам не будет мукой
Одну загадку разгадать:
Блажен ли тот, кто на портрете?
И чем силён? И почему
Его имеют на примете? ” –
Спросил монарх. В ответ ему
Один мудрец браду оправил
И рёк: “Пред нами изувер!”
Тут каждый вслед за ним добавил
(Как заразителен пример!):
“Он мерзок!”, “Варвар!” “Пустомеля!”,
“Он вор!”, “Убийца и злодей!”
“Довольно! Что вы, в самом деле…
Ведь перед нами… Моисей!” –
Воскликнул царь; и вмиг молчанье
Наполнило дворцовый зал.
А вслед ему царя стенанье:
“C кем жизнь – несчастный! – я связал?!
О горе мне, что я вас слушал!
Но полно мне себя корить.
Того, кто истину нарушил,
Немедля прикажу казнить!”
И мудрецов поднялся ропот:
“Наука наша, царь, права!
Художник врёт!” Умолкнул шёпот.
“Пускай его слетит глава!” –
Раздался чей-то глас лукавый,
На что правитель возразил:
“Мне важно, кто меж вами правый!” -
И в путь лошадку снарядил.
Уж солнце близилось к закату;
Вдали разкинулись шатры,
И все с сестрою или братом
Делили скромные дары.
Слегка дорогой утомлённый,
Царь, пред собой держа портрет,
Свой взгляд направил изумлённый
Тому, кому был дан Завет.
Ах вы, минуты озаренья!
Безумный вас не полюбил!
Портрет искусством исполненья
Придворных тотчас поразил:
“Художник прав: его работа
Достойна взора и похвал”.
И царь в печалях и заботах
Всё Моисею разсказал.
Блажен, кто дерзкие укоры
С улыбкой может возпринять
И на пустые приговоры
Толпе не будет отвечать.
Но к Правде кто душой стремится,
Совсем не ведая преград,
(Уж с этим должно согласиться)
Того блаженнее сто крат.
И человек, угодный Богу –
А не святой и не пророк –
Развеяв царскую тревогу,
С улыбкой на устах изрёк:
“Тебе мудрейшие сказали,
Что я отъявленный злодей?
Они, признаюсь, не солгали:
То свойственно душе моей.
Но я в себе дурные страсти
Все постепенно победил.
Они в моей отныне власти –
Вот чем я Богу угодил.
Пусть суету, дела лихие
Заменит счастье. И покой”.
И с пожеланьями благими
Он отпустил царя домой.