Урок истории: рассказ разведчика от войны 2014-го до сегодняшней спецоперации

Мы встретились у въезда в город Н-ск и прошли в «контору», политуправление штаба н-ской бригады 2 АК ЛНР. Нас встретил Андрей Михайлович, подполковник. Замполит н-ского батальона н-ской бригады 2-го армейского корпуса ЛНР. Позывной: Багдад. И рассказал:

– Я потомственный военный. Мой отец ушёл в отставку полковником. Служил в разведке. На учебно-командных курсах «Выстрел» в Подмосковье в 1968-м году отец познакомился с моей мамой. Поженились. Там я и родился, в Солнечногорске.

А родом мы из Ассирии. Да, из Ассирии. Ассирийцы. Во время Первой русско-персидской войны 1804–1813 годов большая община ассирийцев переселилась в Армению. А может, после второй, 1826–1828 годов. В Армении есть селение Арзни. Это моё родовое село. Там наши кладбища. В селе до сих пор компактно живут ассирийцы. По вере мы христиане, православные: Ассирийская церковь Востока. Летние каникулы я проводил в Арзни, с дедушкой и бабушкой. Поэтому я хорошо знаю ассирийский язык. Язык, веру, традиции, обычаи – ассирийцы всё сохраняют.

Отец, как это обычно для военных, мотался по гарнизонам. Мы жили в разных городах, разных областях и республиках Советского Союза. А выйдя на пенсию, отец приехал в Донбасс, в Ясиноватую, потому что здесь у него жил брат. Потом и дедушка к сыновьям перебрался. Дед похоронен в Ясиноватой. И отец в 2002 году ушёл, тоже похоронен в Ясиноватой. Получается, что в Донбассе могилы моего деда и моего отца. Двух поколений моих предков. Теперь это моя земля.

Да это всё моя земля: Украина, Донбасс, Армения, Подмосковье. Я продолжаю ощущать Советский Союз как свою большую Родину. Мой прадед по материнской линии погиб под Будапештом. За Родину, за СССР. Против нацистов, немецких и бандеровских. Против тех, кто всегда хочет нас разделить. А мы неделимы. Я ассириец, армянский ассириец и украинский русский, я советский человек.

Освобождение Будапешта, 1945

Я хотел пойти по стопам отца. Тоже стать разведчиком. В Советском Союзе было всего несколько военных училищ, где была специальность разведчик. Одно из них – в Киеве. В Киеве ещё был восточный факультет разведки. Я пошёл в Киевское военное училище. Думал, пригодится моё знание ассирийского. Оказалось, что там учили китайский язык. В 1987-м я поступил, но в 1989-м ушёл из училища. Пошёл на срочную службу в кадрированную часть 1-й гвардейской ударной армии. Дослужил положенные до полного срока несколько месяцев (учёба в военном училище шла в зачёт срочной службы в армии) и в том же 1989 году был уволен в запас, простым рядовым.   

Почему так? Мне нужно было поехать в Армению. Там с 1988 года шла война. Я вступил в армянское ополчение. Там прошёл боевое крещение. Но в основном я обучал ополченцев. Ведь я так или иначе два года учился и служил как разведчик. А разведчик – это универсальный солдат. Разведчик умеет делать всё.

В 1991 году я вернулся в Донбасс. Работал пожарным. Потом пошёл в милицию, служил в ППС, сержантом. Это была уже независимая Украина. Но у меня не было украинского паспорта. Я жил по старому советскому паспорту. В милиции я работал до 1997 года. Потом ушёл в коммерцию. Женился на русской из Донбасса. В 2000-м у нас родился сын. И в том же 2000-м я получил украинский паспорт. Стал, так сказать, гражданином Украины.

В принципе, я нормально относился к Украине. Украина для меня оставалась как бы частью незримого СССР. Украинский язык я знаю. Я несколько языков знаю: русский, армянский, ассирийский, украинский. Это не считая тех, которые учил в школе и в военном училище. Почему было не выучить украинский язык? В этом для меня не было проблемы. Украина была довольно комфортной страной.

В 2012-м из-за чемпионата Европы по футболу, который проводился на Украине, начался строительный бум. Было много заказов, много денег. Бизнес начал выходить из тени. Всё было хорошо. Цены – низкие. Продукты очень качественные, лучше, чем в России. В Донбассе не было никаких предпосылок к межнациональной розни или гражданской войне. Донбасс всегда был многонациональным. Здесь жили трудовые люди всех народов: русские, украинцы, греки, евреи, армяне, цыгане, татары. Никому бы в голову не пришло, что скоро мы будем воевать друг с другом!      

Евромайдан на Украине, 2013.

Но в 2014 году начался развал страны. Развал нашей Украины. Мы восприняли это только так. Враги развалили Советский Союз, а теперь и Украину разваливают. Об этом не любят вспоминать, но первые сепаратисты появились не на востоке, а на западе Украины: в Ивано-Франковске, Житомире. Это они хотели отделиться и создать своё бандеровское государство. Но потом получилось так, что они захватили Киев и почти всю Украину, эти западенские сепаратисты.

В Киев стоять на Майдане я не ездил. Ни за Майдан, ни против Майдана не стоял. Я разведчик. Мне претит быть в массовке. Тем более, что я знаю: везде есть внедрённые провокаторы. Этим Майданом должна была заниматься СБУ. Ведь её прямая обязанность – защищать государственную власть. И она могла. СБУ, «Беркут», ОМОН – они могли задавить Майдан. Если бы на то была политическая воля. Но они были преданы и брошены. Это, знаете, как КГБ должно было в своё время защитить СССР. Но не смогло. Потому что развалом СССР занимались самые высшие власти, включая тогдашнего президента Горбачёва. Вот и у нас был свой Горбачёв – трусливый Янукович.

В конце марта 2014 года из Киева начали возвращаться уволенные из «Беркута». Те, кто не захотел встать на колени. Ветераны «Беркута». В Ясиноватой мы создали отряд самообороны. Костяк отряда составили ветераны. Бывшие бойцы «Беркута», милиционеры. Союз ветеранов Афганистана. Я ведь тоже был до 1997 года милиционером, сержантом. К тому же я был ветераном армяно-азербайджанского конфликта, разведчиком. Боевой опыт имел. Конечно, я оказался в этом отряде. Я был уже немолод. Мне было 44. Да многие там были далеко не юношами, в нашем отряде.

Зачем мы создали отряд? Просто чтобы оборонять свой город. Охранять порядок. Чтобы у нас не случилось никакого антиконституционного Майдана. К тому же начали уже ходить «поезда дружбы» – банды нацистских налётчиков катались по стране. Сеяли ненависть, злобу, совершали насилие. Мы решили защищаться. Законно, в сотрудничестве с местной властью и местным органом внутренних дел. Оружие у нас было только гражданское: травматическое, охотничье. Первый нарезной ствол появился только в апреле. Когда мы развернули и частично разоружили в Ясиноватой подразделение 25-й отдельной десантно-штурмовой бригады ВСУ.

Дело было так. Прибыли в Ясиноватую десантники. Мы их встретили. Прямо на железнодорожной станции, у вагонов. Говорим: вы зачем приехали? Они говорят: у нас приказ. Мы спрашиваем: кто старший офицер? Искали, искали – никого не нашли. Самым старшим офицером оказался какой-то зампотех. Спрашиваем: какой у вас приказ? Говорит: прибыть на место дислокации в город Ясиноватая. Мы говорим: а кто отдал приказ? Какое такое руководство? Никакой легитимной власти ещё нет. Вот у нас здесь есть легитимная местная власть, и мы вам советуем – уезжайте обратно. У нас всё хорошо. Беспорядков нет. Мы ситуацию контролируем. А вы складывайте оружие и возвращайтесь. В общем, забрали несколько автоматов и отправили ОДШБ назад.

В конце мая были бои за блокпост у села Крымское. Бои в Донецком аэропорте. А летом участвовал в обороне Луганска. Осенью мы отогнали врага от Луганска. В ноябре-декабре началось формирование управления народной милиции ЛНР. Мы создали лагерь подготовки бойцов. Ополченцы проходили самую главную, «полевую академию», получали опыт в боях. А мы систематизировали этот опыт, создавали универсальных солдат и офицеров. В 2014-м я стал командовать 7-й штурмовой ротой 3-го батальона 2-й мотострелковой бригады. И по должности получил звание капитана АК ЛНР. Так я стал офицером. Наши офицерские звания добыты в боях и подтверждены боевым опытом.

Моим командиром был одно время Игорь Плотницкий, у него позывной Лука. Он был командиром батальона «Заря», где я служил в разведвзводе. Я лично знаю Ходаковского, Безлера, знал Дрёмова, Мозгового. Все они настоящие воины, настоящие боевые командиры. Без них мы бы войну не вынесли. Однако первоначально не хватало единого командования. К 2015 году наладилось единое управление и мы получили результат – Дебальцевскую операцию.   

Под Дебальцевом моя рота штурмовала тот самый опорный пункт «Валера», высоту 307,5 у села Санжаровка. Против нас там воевали подразделения 128-й горно-пехотной бригады ВСУ, 25-й бригады территориальной обороны, 54-го отдельного разведывательного батальона.

В украинских источниках эти бои описываются как очередное «геройство» и «перемога». Но никакой перемоги у ВСУ там не было. Потери, да, у нас были тяжёлые потери. Расскажу про свою роту. У меня было 150 единиц личного состава по штату, 10 БМП, 4 танка, огнемёты, пулемёт «Утёс» на пикапе, АГС на пикапе, МТЛБ с зениткой. Довольно мощное вооружение. Мы потеряли на высоте 307,5 двух «200» и около сорока «300». Но потери той стороны были значительно больше. Бои за высоту состоялись в конце января 2015 года. А 22 февраля под Дебальцевом я принял командование 3-м батальоном. Прежний комбат выбыл.

После Дебальцева мой батальон стоял на линии боевого соприкосновения под Сокольниками. Несмотря на так называемые Минские соглашения, обстрелы и бои не прекращались никогда. Помню, были большие потери в ноябре 2017-го: четыре «200» и пять «300». В 2018-м я перешёл на работу в министерство госбезопасности. На какую должность и с какими обязанностями – не скажу, это пока ещё секрет. Но 21 февраля я вернулся в свой 3-й батальон на вакантную должность замполита. Непосредственно перед началом специальной военной операции. Не могу сказать, что я знал и откуда. Но понимание, что вот-вот начнётся – такое понимание у меня было. Поэтому вернулся в армию. 24 февраля мы уже двигались на Трёхизбенку. 27 февраля мы взяли этот населённый пункт. 5 марта мы брали Пурдовку, где нам противостоял 140-й отдельный батальон морской пехоты и другие подразделения ВСУ. В апреле подошли к Новотошковке. Летом участвовали в боях за Северодонецк. И до настоящего времени батальон постоянно в первой линии.

В моём батальоне по штату 420 бойцов. В наличии 300. Нас давно не пополняли. Российских мобилизованных нам не дают. А в ЛНР мобилизация закончилась. И мобилизованные закончились. А ещё не пополняют потому, что раненых и без вести пропавших не выводят из штата. То есть по документам они как бы есть в батальоне. Куда же новых принимать? Так что есть некоторые проблемы из-за формализма и бюрократии. Но боевой техники и вооружения хватает. Боеприпасы тоже есть. Моральный дух высокий. А это главное.

Я замполит. Моя обязанность – поддерживать высокий моральный дух бойцов. А как это можно сделать? Только личным общением и собственным примером. Поэтому прихожу к бойцам на позиции, спрашиваю: как жизнь, как служба? Какие трудности? Замполит – он одновременно психолог и священник, пропагандист и снабженец. Потому что если вскрывается реальная проблема с обеспечением, то её тоже должен поставить перед комбатом и помочь решить замполит. А потом иду вместе с бойцами в штурм. Так сейчас называется атака. Раньше говорили: ходить в атаку. Сейчас – в штурм. В эту кампанию я четыре раза в штурмы ходил. Это настоящий бой, вплоть до рукопашной. Если ты со своими бойцами в штурмы не ходишь, как ты потом собираешься их учить-поучать? Но самая тяжёлая обязанность замполита – это общаться с родственниками погибших. Замполит передаёт родне «200-х». И тоже надо постараться найти слова утешения. Сложно смотреть в глаза вдов и детей. Сердце разрывается. Я лучше лишний раз в штурм бы сходил. Но это тоже кто-то должен делать.

Как замполит батальона я получаю 250 тысяч рублей в месяц. Это хорошее денежное довольствие, мне хватает. Помогаю семье, собираю деньги на покупку своей квартиры в Луганске. Квартиры подорожали в два раза! Но ничего, соберу. Деньги сейчас всем хорошо платят. Рядовой получает денежное довольствие в 186 тысяч рублей в месяц. Выплачивают и компенсации за ранения, и материальную помощь семьям погибших. Кстати, в мои обязанности входит также и контроль выплат. Всё делаем чётко, с видеофиксацией, под запись. Никаких откатов, взяток, поборов у нас нет. С этим строго. Порядок в денежных выплатах очень важен для поддержания хорошего настроения и боевого духа в батальоне.

Раньше с денежным довольствием и с материальным обеспечением вообще было гораздо сложнее. Россия всегда помогала. Но порядка было меньше. Да и объём помощи был не тот. Например, раньше мы такого денежного довольствия никогда не получали. Боеприпасы и топливо не надо теперь где-то искать, какие-то схемы мутить. С началом специальной военной операции всё приходит в норму. Не сразу, не без проблем, но приходит в норму. Сейчас наш 2-й Армейский Корпус ЛНР будут интегрировать в состав Вооружённых Сил России. Звания и госнаграды, я думаю, должны сохранить. Наши «звёзды» на погонах добыты в бою. Командирские должности получены вместе с боевым опытом. Вряд ли какие-то выпускники военных училищ, не нюхавшие пороху, были бы лучшими офицерами, чем мы.

В 2014-м эта война была очень странной. Местные олигархи, Ахметов, Коломойский и другие, оказывали большое влияние. Одно время они сдерживали развитие боевых действий – как я теперь понимаю, чтобы успеть вывести активы. И сейчас некоторые странные моменты сохраняются. Почему мы до сих пор не можем активно работать по мостам, по путям подвоза техники и боеприпасов? Загадка. Сейчас начали подавлять украинскую энергетику. А почему не раньше? Почему так называемые украинские ДРГ были столь успешны в террористических актах на наших территориях, как они смогли убить почти всех командиров и вождей Русской весны? Потому что предательство. Предатели внутри. Среди нас, в ЛНР и ДНР, в Донбассе, в России.

Это ведь гражданская война. Многие семьи раскололись. Один брат воюет за нас, другой за ВСУ. А бывает и так, что кто-то воюет за ВСУ, а его родственники здесь живут. Ну и помогают Украине, чем могут. Шпионят, устраивают диверсии. Много тех, кто втайне желает возвращения нацистов. Кто сам скрытый нацист. Население очень разное. После 2014-го граница между ЛНР и территориями, которые фактически контролировала Украина, проходила частично по Северскому Донцу.

И вот там, за речкой, население далеко не всегда к нам лояльно. Многие не хотели нашей победы. Но и не уходят. По-разному. В Лисичанске нас ждали, там жители, в основном, за Россию. А Старобельск, Сватово, Северодонецк – это другое. Многие, даже из тех, кто остался на нашей территории, настроены проукраински. Они поддались влиянию многолетней украинской пропаганды и считают нас, ЛНР и русских, врагами. С этими людьми придётся работать ещё годы и годы, переформатировать их сознание. А некоторых не исправить. Шпионов, корректировщиков вражеской артиллерии, диверсантов, нужно разоблачать и уничтожать. Другого пути нет.

Что нам нужно для скорейшей победы? Единое управление. Координация всех видов войск, всех частей и подразделений. Сейчас у нас есть армейские корпуса ЛНР и ДНР, есть ВС Минобороны России, есть ЧВК «Вагнер» и другие ЧВК, есть Росгвардия, чеченский полк «Ахмат». Все хорошие, но некоторая неслаженность действий иногда наблюдается.

По поводу «Ахмата» могу сказать, там тоже разные есть люди. Кто-то, наверное, и «тик-ток- воин». Но есть и настоящие бойцы. Однажды мы встретились с кадровым офицером СОБР, чеченцем, позывной Сенсей. Его отряд ушёл, а мы попали под обстрел. Так он вернулся. Вернулся просто, чтобы узнать: живы ли мы, нужна ли какая-то помощь? Как будто мы ему были родные братья. Хотя – едва знакомы. Но это братство, да. Настоящее воинское братство.

Отправка бойцов новых батальонов «Запад-Ахмат» и «Восток-Ахмат» на Донбасс.

Что я буду делать после Победы? Возьму книжку, Марка Твена возьму, «Приключения Тома Сойера и Геккельбери Финна», и умотаю на рыбалку. Порыбачить, без спиртного. Потом улажу семейные дела. Съезжу в гости к однополчанам. Давно зовут: на Золотое Кольцо и на Валаам. Вот так отдохну. А потом пойду в школу, учителем работать. Историю детворе преподавать. Потому что это очень важно: знать историю своей страны и своего народа.    

Беседовал Герман Садулаев.
Имена, позывные, звания, некоторые другие детали изменены.