О нравственной обусловленности экономики

"Царю не грешен - Богу виновен"

Автор

Напомню читателю слова нашего гаранта Конституции, произнесённые им 18 ноября на Форуме ОНФ:

«Механизм этих спекуляций, когда мы говорим о спекуляциях на валютном курсе, на курсе национальной валюты, это не криминальная категория, это экономическая категория».

В этой связи хочу привести комментарий к статье "Раздвоение Путина", оставленный одним из наших читателей - А.И. Агафоновым, который достаточно точно отражает причины нашего сегодняшнего бедственного положения:

Ежели обобщить, то суть происходящего – и «раздвоения», в т.ч, - проста. Надобно поскорее определяться - и тов. Путину прежде всего: ВОРОВАТЬ, в т.ч., и «делать деньги из воздуха» на разнице курсов валют – ибо «в воздухе» денег нет, оные ПЕРЕКАЧИВАЕМЫ из карманов тех, кто НЕ ВОРУЕТ, а ТРУДИТСЯ, в карманы воров самого разного вида и калибра (за последние дни сколько МИЛЛИАРДОВ рублей перекачали?..) - в нашем обществе ЗАКОННО или всё-таки нет?
И до тех пор, пока оное воровство законно, не видать нам восстановления Великой Державы, как своих ушей (в т.ч., будем воевать «сами с собой»). Пока же – по большей части увещевания и благие пожелания, но не применение соответствующих ПРЕСТУПЛЕНИЯМ мер.

В жизненной суете некоторые как-то забывают, что служить одновременно Богу и маммоне - не получится. Расплата ждёт неминуемо. Если и не самих преступников, то их отпрысков. А пока на закон рассчитывать не приходится, напомню согласующийся с приведённым выше комментарием взгляд на явление "спекуляции", который был отражён в уголовном кодексе советских времён:

Спекуляция, то есть скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы, — наказывается лишением свободы на срок до двух лет с конфискацией имущества или без таковой, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до трехсот рублей.
Спекуляция в виде промысла или в крупных размерах — наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества.
Мелкая спекуляция, совершенная повторно, — наказывается исправительными работами на срок до одного года или штрафом до двухсот рублей с конфискацией предметов спекуляции.
— УК РСФСР от 27.10.1960 г., статья 154 «Спекуляция».

В сущности, как мы видим из статьи, спекуляция по масштабам ущерба обществу представляет собой воровство, хотя в отличие от него она облечена во внешне благовидные формы "рыночных отношений" купли-продажи. Однако, не должно вводить читателя в заблуждение то, что сегодня это деяние - законно. Такой нехитрой подменой смысла явления, прежде порицаемого и наказуемого, а сегодня находящегося "в законе", страну ведут в пропасть не столько экономического характера, сколько духовно-нравственной деградации, когда на выходе мы увидим переформатированных "дарагих рассиян", для которых ничего не свято, что не взято (силой или обманом - без разницы), если перефразировать современного барда-классика.

Такая большая преамбула во много буков затевалась мной с одной целью, - познакомить вас с рассказом священника Александра Дьяченко, чтобы вы могли прочитать, задуматься и самостоятельно оценить ту глубину падения, что испытывает на себе сегодня наше общество.

Плачущий ангел

У меня много лет была помощницей в алтаре – бабушка Прасковья. Редко мне приходилось встречать людей такой кротости и смирения. Из церкви не выходила. Молилась Богу – как с другом разговаривала, и Он её слышал. Помню, пришло время, и отказали ей ноги. Просит: «Господи, как же мне без храма? Помоги». Помолилась, встала и пошла в храм.
Затем новая напасть — ослепла. «Господи, как же мне батюшке помогать без глаз? Верни мне глазки». И зрение вернулось. Носила очки с толстенными линзами, но видела, и даже Псалтирь могла читать. Я называл её «мой добрый ангел, моя палочка выручалочка». До последнего времени, пока совсем не слегла, пекла просфоры. Когда уж совсем не смогла работать, сидела в просфорной, и пока другие работали, молилась.
 
Когда пришло ее время уходить в лучший мир, Прасковьюшка отнеслась к этому спокойно и ответственно. Исповедовалась несколько раз, всю свою жизнь, как тесто, пальчиками перетерла.
Но замечаю, что что-то гнетет мою помощницу. Спрашиваю её, а она и отвечает:
– Грех у меня есть, батюшка, страшный грех моей юности. Плачу о нем постоянно и боюсь, что Господь меня, такую, не допустит к Себе.
Мы знаем свои грехи юности, помоги нам Господи. Но чтобы такой церковный молящийся человек, как моя алтарница, до сих пор носила его в себе?
– Неужто не каялась, Прасковьюшка?
– Каялась, да все он мне о себе напоминает, так перед глазами и стоит.
– Ну тогда вновь покайся, чтобы душа у тебя не болела.
На исповедь Прасковья принесла листок бумаги с написанными на нем большими буквами двумя словами:
«Я кусячница шпекулярка».
Видать, язык у неё от стыда не поворачивался, чтобы произнести написанное вслух.
– Это на каком языке написано, друг мой? – спросил я её.
Я забыл сказать, бабушка говорила на своем деревенском наречии, в войну они жили недалеко от Мурома, и видимо, там так говорили. Её речь изобиловала подобными словечками. Меня это постоянно забавляло и умиляло. Все хотел записать, да так и не собрался.
В ответ она расплакалась и призналась, что это её самый страшный грех. В годы войны, когда отца забрали на фронт, в семье остались пятеро детей, из которых Прасковьюшка была старшей.
Вот тогда они узнали, что такое голод. Жесточайшей экономией удалось набрать денег и купить в Муроме на рынке буханку хлеба. Дрожащими руками голодный двенадцатилетний ребенок разрезал хлеб на десять кусков и шел продавать его на станцию солдатам из воинских эшелонов, что шли на фронт. На вырученные деньги она уже могла купить больше хлеба, часть домой, и буханку, вновь на продажу. По нашим временам, какой же это грех? Нормальный бизнес.
– Они же, солдатики молоденькие, сами голодные, на фронт умирать ехали, а я на них «шпекулярила». – И плачет, плачет человек по-детски горько, размазывая по щекам слезы своими старческими кулачками.
Как нам понять их, это поколение стариков, которое вынесло столько страданий, и сумело остаться на такой высоте кристально нравственной чистоты?
Как же так получилось, что вырастили они нас, поколения сытых и равнодушных. Смотрим на них, штурмующих почту в очереди за нищенской пенсией, или часами просиживающих в больнице в надежде на бесплатный прием, и кроме раздражения, ничего к ним не испытываем…

Полагаю, не все задумаются над смыслом рассказа в мере достаточной, чтобы изжить "спекулянта" прежде всего в себе. А жаль. Это было бы возможно первым шагом к катарсису. Всё наше общество нуждается в нём, - в очищении от грязи внутренней, навязанной нам извне и прочно в нас укоренившейся, если брать общество в целом.

Кто-то же усмехнётся и над этими словами, и над рассказом священника и пойдёт "делать бизнес" и дальше. Специально для таких индивидов закончу Лермонтовым Михаилом Юрьевичем:

Но есть и божий суд, наперсники разврата!
                      Есть грозный суд: он ждет;
                      Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.