Как мы забирали бомжей из леса. Социальная служба.2

К нам в комплексный центр по социальному обслуживанию населения поступило обращение главы Чикаловской поселковой администрации о том, что недалеко от их поселка, в лесу живет семья бомжей. Семья состоит из трех человек. Муж, жена и дочь. Проживают они под навесом из полиэтилена. Промышляют тем, что перебирают мусор. Из мусора со свалки извлекаются либо продукты питания, либо предметы, которые можно куда-нибудь сдать, либо использовать для личных нужд (например, одежда). Предварительно муниципалы уже общались с ними и выяснили, что эти бомжики требуют от администрации КАМАЗ, на котором они хотят перевезти все свои вещи в деревню Нюхаловку на севере области, в которой есть брошенные пустующие дома. Там они (с их слов) собираются жить и заниматься сельским хозяйством.

Идею бомжиков о КАМАЗе, который отвезет их в северную деревню, мы обсуждать не будем. У нас есть примерный алгоритм действий в таких случаях. Мы связались с Железняковым, директором приюта - реабилитационного центра для бомжей, наркоманов и алкоголиков (лиц, оказавшихся в трудной жизненной ситуации). Этот приют – некоммерческая организация, входящая в реестр поставщиков социальных услуг и являющаяся партнером нашего ведомства. Источники финансирования у неё разные (бюджет, благотворительные пожертвования, собственная хозяйственная деятельность и т.д.). Кроме того, она тесно сотрудничает с христианами церкви евангельской (пятидесятники), но детали этого взаимодействия мы знаем плохо.

Железнякову мы предварительно обрисовали известную нам информацию о данной семье бомжиков, и уточнили, примут ли их на жительство в его центре, если мы их вывезем из леса. Время было – конец сентября – начало октября. Приближались холода, и в лесу им греться будет особо негде. Согласие мы получили и поехали отрабатывать предстоящих клиентов-пациентов.

Состав нашей выездной бригады был следующий: Анна Николаевна – заместитель руководителя центра, Людмила – заведующая отделением, я – психолог, Асхат Шамильевич – водитель нашей газельки. Примерно через пятьдесят километров по трассе нас ждал глава местной поселковой администрации Покровский на своей машине. Дальше мы ехали уже за ним в лес. У одного из березовых околков мы остановились. Дальше пошли пешком. Среди деревьев мы увидели несколько то ли куч, то ли сооружений, накрытых (или обтянутых) полиэтиленом. Внутри лежали различные предметы: покрывала, одежда, металлическая посуда, какие-то хозяйственные принадлежности (или части каких-то принадлежностей), назначение которых трудно было сходу предположить. Например, там лежало около десяти пластмассовых будильников разного цвета и разной обшарпанности. Мы стояли на ветерке, поэтому особых неприятных запахов не ощущалось. Тут же подошли обитатели. Мужчина лет сорока – сорока пяти, Григорий. Его жена, такого же возраста, Татьяна. И их дочь, Лена, лет 16-17-ти, крупная. Лицо простодушное, смотрит доверчиво. Сразу же выяснилось, что она слабоумна. Разговаривать с ней не получилось. Она могла сказать только два слова подряд. Голые эмоции. Если она чувствовала, что к ней хорошо относятся, она улыбалась или хихикала. Если её что-то угнетало, она плакала и прижимала к себе какую-то большую плюшевую зверушку. Как выяснилось у Григория и Татьяны даже есть паспорта. Они оба воспитывались в психоневрологическом детском доме на севере области. Они брат и сестра. Возраст их гораздо меньше, чем я определил визуально. Жилье, которое им было выделено после детского дома, куда-то давно ушло. На краю околка и поля был вкопан дощатый столик и две лавочки. За ним мы сели разговаривать с обитателями и оформлять первичные документы. Григорий жаловался на жизнь и возмущался. Говорил быстро, отрывисто и сумбурно. Говорил, что какие-то другие, неправильные, бомжи препятствуют его налаженной деятельности и пытаются овладеть его дочкой, но он их гоняет. Мы сразу начали убеждать его переселяться в реабилитационный центр. Мол, зима на носу. Надо сперва переселиться в реабилитационный центр, там помогут восстановить недостающие документы, потом помогут определиться с местом жительства и работой. Григорий негодовал, что ему придется бросить все «вещи», на сбор которых он потратил много сил. Покровский с сарказмом спросил его: «Это хлам с помоек - твоё имущество, которое ты боишься бросить?» Григорий аж взвился весь от возмущения. Стал метаться взад-вперед, что-то бессвязное лопотать. Я попросил Покровского отойти и в сторонку и не участвовать в уговаривании обитателей. У нас же нет задачи доказать им, что они не правы. У нас есть задача заставить их сделать то, что мы запланировали. А эта публика очень обидчива и выходит из равновесия совершенно неожиданно даже для себя. Мы до них добирались два часа, и теперь всё порушить из-за одной колкой фразы – неразумно. В итоге нам удалось уговорить их принять запланированное нами решение, собрать минимум самых необходимых вещей и ехать с нами.

Татьяна понимала, что такой вариант развития очень хороший для них, но она боялась высказывать своё одобрение при Григории. А дочка их вообще, судя по глазам, счастлива была. Столько людей новых и все говорят с ней добрыми голосами (слова она всё равно почти не понимала, только интонацию). Ей разрешили взять только одну плюшевую зверушку и она её к себе прижимала.

(Асхат Шамильевич потом почти день дезинфицировал салон газельки после этих наших пассажиров).

Мы думали, что после того как семья обустроится в приюте, необходимо в первую очередь оформить все документы на Лену. У неё, как у бродячей собаки, вообще никаких документов не было никогда. Затем ей необходимо полное медицинское обследование, оформление пенсии по инвалидности и помещение её в психоневрологический интернат. Ни в каком другом виде её дальнейшая жизнь не просматривается.

Предварительно мы завезли наших подопечных в приемное отделение реабилитационного центра. Здесь необходимо немножко рассказать, как работает негосударственный реабилитационный центр и что это такое вообще.

Это НКО (некоммерческая организация) «Спасение». Основная база её расположена в деревне Красный Пахарь. Местные органы выделили им помещение бывшего детского сада. Помещение было почти полностью разрушено и НКО «Спасение» его полностью восстановила. В этом здании у них большая комната-спальная. Там располагается несколько двухъярусных кроватей (примерно пятнадцать). Кроме того есть кухня, столовая, бытовая комната, комната собраний, комната где ночует и работает миссионер. В бытовой комнате находятся сушилки, умывальники и стиральные машины. В комнате собраний находятся видеоаппаратура и предметы культа христианской веры. В комнате миссионера находится диван, письменный стол, компьютер и книжная полка. Литература художественная и христианская. В спальне только мужчины. Женщины живут в отдельном доме, метрах в пятистах. А кухня и столовая – одни на всех. Туалет и баня на улице. Там же огородик, клетки с кроликами, трактор, прицепное оборудование к нему, сельхоз-инвентарь. Во дворе дома, где живут женщины (они их называют сестры) туалет, баня, свинарники (два вида свиней – наши и вьетнамские), коровники, конюшня. А дальше участки под капусту и картошку. Есть еще несколько небольших домиков в этой деревне, которые заняты бывшими пациентами реабилитационного центра. Как правило, это люди, которым ехать особо некуда, а здесь есть заброшенные дома. Сама деревня расположена в 15-ти километрах от трассы между городом и одним из райцентров. А до города от выезда на трассу еще 60-70 километров.

НКО включено в реестр поставщиков социальных услуг. На содержание тех пациентов, которые имеют документы, оформлены согласно регламента, из бюджета перечисляются средства в сумме примерно 15 тысяч в месяц. Эти поступления составляют около 20-25 процентов доходов НКО. Кроме того НКО иногда получает гранты министерства по каким-нибудь программам. Большую помощь оказывают спонсоры. Этот источник часто оказывает помощь в натуральном виде (продукты, стройматериалы, предметы обихода). Есть доходы от собственной хозяйственной деятельности. Часть спонсорской помощи НКО передаёт нам (комплексному центру социального обслуживания населения), а мы их уже распределяем по малоимущим семьям (это в основном крупы, макароны, подсолнечное масло, сахар).

Приемное отделение находится в городе. Это помещение церкви христиан веры евангельской (пятидесятники). Там находятся какое-то время вновь поступающие в реабилитационный центр. Они проходят фрюорографию и медицинский осмотр. Затем, когда есть какая-то оказия, их переправляют в Красный Пахарь. Сразу, пока не определят состояние здоровья, везти туда людей боятся. Первый директор реабилитационного центра умер от туберкулеза, заразившись от своих обитателей.

Я спрашивал у Железнякова (директор) обязательно ли всем пациентам участвовать в религиозных процедурах. На что он ответил, что нет, никого не принуждают. Некоторые придерживаются других обрядов, некоторые -мусульмане.

Проживающие в реабилитационном центре стараются поддерживать хорошие отношения с жителями деревни. Они чистят дорогу от снега на своём тракторе, прибирают и подкрашивают всё в скверике с памятником односельчан, погибших в войне. А те, которым некуда ехать после реабилитации живут тут же (в свободных заброшенных домах) и работают у местных фермеров.

Возвращаемся к нашей истории. Привезенную из леса семью мы оставили в приёмном отделении (в городе). Там их встретили, повели мыться, переодеваться и устраиваться. Дальше мы знаем эту историю уже от Железнякова. Григорий наотрез отказался мыться. А когда ему сказали, что здесь запрещено курение и употребление алкоголя, он дико возмутился, схватил свои пожитки и ушел. Растворился в городских джунглях.

Татьяну и Лену после карантина переправили в Красный Пахарь. По рассказам директора и обитателей центра, с которыми я беседовал, им там очень понравилось. Татьяна включилась в общественно-полезный труд. Ухаживала за свиньями. Всё-таки, в чистоте, в тепле, в сытости. И окружение – доброжелательное. Плюс осознание того, что у тебя есть социальная роль. Ты не один. Есть люди, которые общаются с тобой, в чем-то помогают, в чем-то от тебя ждут помощи. То есть, ты нужен. Это повышает самооценку и, следовательно, мотивацию к преодолению житейских невзгод. И Лене всё там нравилось. Она даже пыталась помогать ухаживать за животными. Но всё это длилось не больше месяца. Появился Григорий и увёл своих женщин куда-то. Опять бродяжничать.

По подсчетам директора реабилитационного центра Железнякова (он считал только те истории, которые прошли через его НКО) процент ремиссии составляет около 30 процентов. Остальные 70 процентов возвращаются к прежней жизни, к бродяжничеству, алкоголизму и наркомании и, в конечном итоге, гибнут.

P.S. Людмила (заведующая отделением) высказывала опасения, что Григорий там в лесу живет не только со своей женой-сестрой, но и с дочерью.