- Россия такая большая? Для них это было откровением.

Мы живем под вольным дубом,

наслаждаясь знаньем грубым.

Николай Заболоцкий.

* * *

Наши лесорубы валят лес по-дурному - так специалисты говорят: мол, безжалостно. Но еще безжалостней валят наш лес концессионеры. Концессионеру лишь бы взять кубометры, а молодняк, ягодники, зверье, речушки, ручьи - не его печаль.

Только навар! Только сегодня! А будущее?

Какое у концессионера будущее. Концессионер с будущим борется. Все укладывает в сегодня, как в саркофаг. После него остаются изорванные, исполосованные машинами пустоши.

Растет на пустошах Иван-чай, папоротники да высоченная дурман-трава с белыми зонтичными цветками.

Первыми на пустошь из живья древесного придут березки. Подрастут, притенят землю, и поднимется среди них ель. Потом сосна. Потом ясень и даже дуб.

Сто лет надо, чтобы вольный дуб пошел в рост.

* * *

Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/pe9DQtZvWIY

* * *

Американец в зеленых штанах и красном галстуке, однако, профессор, в штате Вермонт говорил мне:

– У нас есть дерево, правда, оно канадское – клен. Мы из его сока делаем кленовый сироп. Вы из клена делаете сироп?

Я говорю ему:

– У нас есть дерево береза. Из неё весной березовый сок бьет фонтаном. Но мы из него сироп почему-то не делаем.

– О, береза! – говорит американец. – Русское дерево. У нас в Вермонте березы растут. Русские эмигранты их обязательно гладят. Нужно делать из него сироп…

Стоят березы на косогорах – удивительные. Похожие на медперсонал в белых халатах.

Весной, как только появятся на березе светлые листочки, нащиплют их деревенские старухи, чтобы настаивать на водке. Такое лекарство называют «липками», от липких листочков. Я на своем теле его действие испытал. Затягивает любую рану, хоть до кости. Говорят, брали новгородцы эти «липки» на войну и в далекие странствия.

А когда лист березовый войдет в силу, но огрубеть еще не успеет, на Троицу, нужно веники вязать. И для бани, и для чистоты в избе. Дух от березовых веников приятный. Я бы сказал – веселый. Душистые веники. Душистые мётлы. В здоровом теле – здоровый дух.

* * *

В 1986 году я ездил в Америку на первую американо-советскую встречу – симпозиум по воспитанию детей искусством. Писателей в нашей делегации было немного, но были ученые, художники, работники телевидения, менеджеры. И ездили мы в основном по школам. Везде говорили и из-за этих разговоров, наверное, мало видели. Хотя, если быть строгим, видели мы всё же много. Многое входило в нас через сердце, перехлестывая завалы предубеждений и предвзятости.

Помню.

Я стоял в центре клумбы, еще не засаженной цветами, под государственным флагом Соединенных Штатов Америки. Вокруг меня толпились мальчики и девочки – малыши с сиренью и фотоаппаратами. Любопытные и возбуждённые. Они впервые увидели живого русского, к тому же ещё и красного (коммуниста). Интересно им было до дрожи. Наверное, самая современная ракета, лазер, подводный робот или пришелец с другой планеты не произвели бы на них такого ошеломляющего впечатления, как живой русский. Они с трудом сдерживали себя – так им хотелось меня потрогать.

Я им говорил, причём очень волновался, наверное, мне было бы легче говорить с Рональдом Рейганом:

«Дорогие ребята, мне иногда приходится выступать перед нашими советскими школьниками, стоя под нашим советским флагом. Сейчас я стою под флагом Соединенных Штатов, но слова у меня те же. У меня для всех ребят одни слова – о мире. Мне, солдату-ветерану, очень хочется, чтобы в ваших глазах не поселился страх боли, страх смерти, ужас войны».

Может, сейчас я другую речь произнёс бы, но тогда в 1986 году…

После моей речи ребята навалились на меня с сиренью. Я брал цветы, раздавал автографы и что-то говорил, как мне казалось, смешное. Потому что сам смеялся и не сразу почувствовал, как меня дергают за пиджак. Я опустил глаза и увидел мальчика маленького я белобрысого – он показывал мне руками, что ему очень хочется, чтобы я его обнял. И я обнял его, я прижал к себе, и поцеловал в маковку. И он ко мне прижался.

Все – и дети, и взрослые – хлопали в ладоши и радовались. А у меня где-то за мыслями радости серым фоном шёл вопрос:

«A смог бы ваш первоклашка пожелать, чтобы его обнял американец?» И ответ у меня был нечетким – не было у меня ответа.

В 1945 году я обнимал американских солдат, и они обнимали меня. В 1986 году я обнимал славного американского мальчишку. Каков срок памяти и какова скорость забвения? Может быть, этот мальчик через год забудет меня? А ещё через год будет стыдиться моего объятия?

Очень плохо, когда люди начинают стыдиться своей любви и жалеть о своей щедрости.

Тысячелетия человек, осознавший себя человеком, ищет средства обретения доверия к себе подобным. Так часто поднятые к небу глаза видят там не свет небесный, но сверкание топора. Знал ли Бог, создавая человека, что человек – эгоист и пижон? Увы – знал: хотел, чтобы человек возвысился до него через страдания. Но чтобы стать человеку лучше, есть лишь одно средство – цивилизация. Русское слово «вежливый» означает: знающий, воспитанный – цивилизованный.

В деревне, где я родился, не принято было грозить пальцем. Говорили «Открытая ладонь – открытая душа. Палец силён на курке»

* * *

Липу встречаем в парке - ровесницу Петербурга. Встречаем её на Фонтанке - стриженую. Липа - городское дерево.

А липовый мёд? Не в городах же пчёлы собирают нектар.

Липы ещё много в лесах лиственных. Но мало, очень мало против того, что было раньше.

Говорят, липа сделала русского человека беспечным, очень уж много она ему давала. И обувь – лапти, и рогожи, и верёвки. Миски, чашки, ложки, всевозможные кадушки, ушаты, ларцы, игрушки, мёд, лекарства. И для художества. Для художества липа очень хороша. Для алтарей золочёных.

Много у липы чудесных качеств, но не затмить ей берёзу. Дуб берёзу затмить хочет. Он царь-дерево. Россияне церкви строили «во дубу». Корабли из дуба строили. Мосты. Дуб на всё годен. Даже на лапти – дубовики.

Дуб силён, задумчив, мистичен. Боялись его, уважали, как Бога. Просили у него дождя, урожая, детей. Дуб дерево мужское, его пламя ожидало душу воина.

Дуб – Дерево всех людей. Не баобаб, тамариск, кедр – но дуб.

На русском Севере дуба нет. А берёза есть. Растёт в тундре карликовая берёза. И от крайней тундры спускается она по Руси на юг. Даже в Крыму есть берёза. А южнее нету. Южнее – турки. У них своё дерево, может, магнолия.

* * *

Я вспоминаю картинку из посещения американской сельской школы для малышей.

В наших школах я давненько не был. Что-то есть в них приютское. А там, в Америке, девочка с цветочным горшком в руках очень горячо, даже сердито говорила учительнице по-английски а учительница, похожая на молодую, но уже многодетную мать, очень серьёзно ее слушала, и, поскольку, разговаривая, они все время двигались, я отметил одно обстоятельство: учительница все время оставалась позади девочки. Она ни разу не вышла вперёд и не повела её за собой. Нас же с младых ногтей кто-то куда-то ведёт за собой. Наши ребята семнадцать лет ходят парами или гуськом за учителем или, что совсем уже грустно, за условно грамотным пионервожатым.

О, Боже, не бросай нас в крайности…

Класс тот, для самых малышей, являл нечто среднее между жилой и игровой комнатой. Компьютеры, их там было четыре, прятались под вязаными салфеточками и вазочками с цветами. Окна, и правда, были большими. Не до пола, но всё же большими. За ними широко простирались поля. И шелестело молодыми листьями пушистое дерево. Наверное, по утрам на ветках скакали птицы – мешали детям учиться.

Какое было дерево? Не помню. Не берёза - какое-то американское.

* * *

Когда мы встречались с учащимися старших классов в старейшей школе Нью-Йорка, нам задали много вопросов, причём в этаком агрессивном ключе. Мы ответили на эти вопросы с поразившей их тогда откровенностью. А я им свой вопрос задал:

- Скажите, почему у вас такая недоброжелательность к нам? Такая агрессивность?

Молчат.

Я говорю:

- Предположим, что русские высадились на Марсе и в невероятно тяжёлых марсианских условиях, в неизведанных пустынях строят город. Отнеслись бы вы к ним сочувственно?

- Безусловно, - ответили ребята. - Люди на Марсе работали бы и боролись на благо всего человечества.

- Тогда почему вы так недоброжелательны к нам, строящим новое общество? Это не легче, чем строить город на Марсе.

Смотрят в пол. Улыбаются криво.

* * *

Выступал я у пятиклассников. Общительные ребята. Очень смешливые.

Спрашивают:

– Какая разница между нами и советскими ребятами?

Отвечаю:

– Даже две. Первая: советские ребята очень любят футбол, американские ребята очень любят бейсбол. Вторая: американские ребята не знают о Советском Союзе ничего, советские ребята знают о Штатах кое-что.

Чтобы унять галдёж, я попросил разрешения задать им один вопрос. Они изготовились отвечать на вопрос жутко каверзный, может быть политический. Но я спросил:

– Как называется самое высокое в мире дерево?

Они принялись переглядываться, перешёптываться: «Красное», «Железное», «Пальма»…

Я им сказал, что самое высокое на земле дерево называется секвойя американская, что произрастает оно в Соединённых Штатах Америки. Но главное в этом вопросе состоит в том, что про секвойю и Ниагарский водопад знают все советские школьники, за исключением, наверное, самых гиблых двоечников (Теперь мне стыдно. Но тогда я не врал. Тогда я ещё высоко оценивал знания наших школьников).

Ребята смутились: конечно, они секвойю вспомнили.

Попросили показать им на карте Россию. Не Советский Союз, а именно территорию России.

Карта тут же опустилась из-под потолка – школы в Америке, даже сельские, прекрасно оснащены.

Моя спутница Нина Фёдоровна Лапшина, работник Союза Обществ дружбы, очертила на карте указкой Россию, показала она и расположение союзных республик.

После чего мы услышали:

– Россия такая большая?

Для них это было откровением.

Они были уверены, что к маленькой злой России прилеплены громадные изнурённые колонии.

На мой вопрос: «Какое дерево они считают самым американским?» – мальчик, вихрасто-рыжий и густо-веснушчатый, ответил:

– Может быть, тополь?

Может быть…

* * *

Я предлагаю: прежде чем расчленить цветок в поисках пестика и тычинок, научить ребёнка складывать из цветов букет.

А еще лучше – научить его выращивать цветы.

И так во всём.

Мы, наверное, должны научиться помогать ребёнку в его стараниях строить мир чтобы Богу - Богово, а сатане - геенну.

Чтобы нам самим не ошибаться, где кто, чтобы потом, талдыча о нравственности, не искать её в безумных каталогах…

И не резать холодную лягушку. Не пытать электричеством лягушкину лапу.

* * *

А мой ясноглазый друг сказал мне недавно:

- Они взяли нас за горло, но поскольку рук на нашем горле оказалось много, то и получилось рукопожатие.

Как бы то ни было - результат положительный.

* * *

А что такое Честь?

Однажды я выступал у семиклассников в одной районной математической школе.

Выступать я, конечно, не собирался – не люблю я это дело, но газета «Пионерская правда» попросила меня выступить, чтобы об этом написать.

Я отбивался, но всё же пошел. И не пожалел. Ребята оказались башковитыми и несуетливыми.

Случайно речь зашла о чести.

Но почему случайно? Разве теперь уже не актуальны честь, доблесть, геройство?

Выяснилось в разговоре, что по инициативе классной воспитательницы семиклассники составили путем дебатов и голосования шкалу ценностей из категорий, предложенных им учительницей.

Категорий было семь.

И расположились они в результате дебатов в следующем порядке:

1 – Профессионализм.

2 – Престижность.

3, 4, 5 – Материальное положение, семья, идеология.

Не запомнил последовательности. Думаю идеология на пятом месте.

6 – Честь.

7 – Классовое сознание.

Вот тут меня качнуло – на предпоследнем месте честь!

На вопрос – почему они охотно ответили:

- Как не имеющее разумной мотивации. А «классовое сознание» - понятие вообще вне логики. В нашей стране возможен лишь групповой или партийный эгоизм.

Они были очень симпатичные эти семиклассники.

Может, уже пошла в рост новая популяция? Сейчас, я думаю, встреть они американских ребят из Филипс Андовер Академии, они вмиг нашли бы с ними общий язык.

В чём тут дело: в усреднении или в мобилизации? Думаю в последнем. Думаю, есть ещё порох в пороховницах.

Но вернёмся к чести.

Профессионализм как первая ценностная категория у меня возражений не вызывал – пусть. Можно даже сказать – наконец-то.

Но престижность?

Я спросил, что они вкладывают в это понятие, если отрицают честь? Ведь престиж – лишь производная от чести. Собственно, и в понятии «профессионализм» честь является как бы основной, если понимать честь как высокое качество работы, отношений и высокое качество идеалов.

– Так почему же, – спрашиваю, – у вас, семиклассники, честь на шестой месте?

– Мы подумаем, – говорят, – наверное мы тут что-то расчленили… Или не так собрали камни…

Пусть думают, может, и придумают что-нибудь путное.

На них надежда.

* * *

Советская проза.

Это были отрывки из книги - Дерево всех людей.

Выход сборника «Дерево всех людей» приурочен к 80-летнему юбилею автора и издан в 2005 году.

Автор Радий Петрович Погодин (1925 - 1993) - советский писатель, художник, поэт, сценарист, выдающийся детский писатель, лауреат многих российских и международных премий:

ИСТОЧНИК

* * *

На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!

Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.

До свидания.