Древнее эхо событий.

В окрестностях Лулео, центре лена Норботтен (лен - губерния в Швеции), - сосняк-тонкомер, белесый мох на лесных прогалинах. Воздух невесомо легок, краски пастельно мягки. Север.

Городок не старый и не молодой, компактный, обихоженный, малолюдный. У набережных тяжело плещутся серые волны Ботнического залива. На дальней окраине, в чаду и копоти, высятся трубы и печи металлургического комбината.

Нежданная, поразительная встреча ждала меня в Лулео.

* * *

Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/y5S9V-Drsac

* * *

Когда машина ворвалась на центральную площадь города, я не поверил своим глазам - осанистые, густо-зеленые, до боли знакомые деревья стояли там. Сибирские кедры? Не может этого быть! Неужто я ошибся?

Обогнули площадь, подъехали к гостинице, а я все не мог успокоиться, и спутники даже обратили внимание на то, как я выворачиваю шею, щурю глаза и поправляю очки. Бросив чемодан в номере, выбежал на площадь. Да, характерный тёмный ствол, тяжелые, кустистые ветки, пять хвоинок из каждого ростового гнездышка.

Сомнений нет - сибирский кедр, ореховая сосна!

Увидев родные кедры, с которыми у меня связано столько воспоминаний, переживаний, сбывшихся и несбывшихся надежд, я был счастлив. Счастлив вдвойне, потому что застал эти деревья, полные элегической меланхолии, в пору их высшего благоденствия - они цвели!

Скромные серебристо-палевые сережки и темно-малиновые бутончики такого яркого цветового оттенка, что всегда дивишься ему, будто впервые видишь, покрывали пепельными и гранатовыми гроздьями молодое охвоение вершин, спускались по малахитовой горе вниз, редели, совсем исчезали на отвислых, разлапистых, самых старых сучьях. А что это за чудо?

Кедры плодоносили! Молочные, округлые, прошлогодней завязи шишки кучно и поодиночке отягощали лохматые ветки. Они были сине-фиолетовыми, но вот-вот начнут коричневеть, светлеть, а к осени золотые короны украсят царственные головы кедров...

Их девять на площади Лулео, задумчивых и спокойных. Им хорошо здесь, иначе бы они не цвели и не приносили семян.

Я бы даже сказал, что они чувствовали себя прекрасно, потому как цвели подряд, без обычного для них двух-трехлетнего перерыва на отдых, и я заметил несколько полновесных шишек так низко, что их можно было потрогать.

А такое в наших кедрачах не встретишь, разве только в каком-нибудь распоследнем сибирском кедросаду, чудом сохранившемся с незапамятных времен. Знать, почвы .северной Швеции подходят кедру, и влаги ему, знатному водохлебу, тут предостаточно, и солнце этих широт растягивает вегетационный период, а любые холода - при его-то сибирской закалочке - ему нипочем.

Но каким, условно говоря, ветром занесло сюда сибирские кедры?

Северная граница их ареала проходит намного южнее. Самый сильный ветер не сможет занести в такую даль от родины тяжелое кедровое семя, и кедровка не долетит сюда со своей захоронкой.

Ясное дело, кто-то их посадил тут, на площади. По состоянию коры, сближенным мутовками, соотношению размеров ствола и кроны я определил, что живут здесь кедры лет сто восемьдесят - двести.

Давненько...

Может, какой-нибудь сибирский купец торговал тут когда-то, завез и прорастил орешки?

Ведь давней порой кедровый орех как масличный продукт международной торговли покупали у нас и Персия и Англия.

Возможна и другая версия.

До сих пор по северу Европейской России вокруг бывших монастырей стоят искусственные кедровые рощи, и, может, оказался здесь какими-то судьбами лет двести назад беглый монах, который у себя на родине был садовником обители.

Не исключено, что семена кедров завезли с Тобола или Томи ещё раньше, в петровские времена, плененные солдаты и офицеры Карла XII. Целых одиннадцать лет прожил в Сибири, например, шведский капитан Филипп Иоганн Страленберг (Табберт),

о котором надо бы сказать несколько слов, потому что в ссылке он сделал одно замечательное открытие, прославившее его в европейском ученом мире.

Наши научно-популярные журналы в последние годы много писали о наскальной пещерной живописи, найденной в Сахаре, во Франции и в других местах. И сдается, древнейшую заграничную живопись мы ныне представляем куда лучше, чем свою, отечественную.

А ведь на территории нашей страны есть немало замечательных картинных галерей, созданных первобытным человеком, чья кровиночка, быть может, микроскопической струйкой течёт в тебе и во мне.

Родом я с водораздела сибирских рек Томи и Чулыма.

И еще школьником слышал, что в нашей Кемеровской области есть немало приречных расписанных скал. Позже я увидел эти выразительные рисунки, изображающие охоту, - петлю на ноге лося, копьё под сердцем зверя, животных - медведей, лошадей, собак, священных птиц - журавля и сову, божества и чудовища.

Древнейшим художником нельзя было отказать в реалистичности, творческой фантазии и трудолюбии.

Один из казаков, в числе первых пришедший с низовьев Томи на её среднее течение, задолго до Табберта так описывал эти скалы:

«Не дошед острОгу на край реки Томи лежит камень велик и высок, а на нем: писано звери, и скоты, и птицы, и всякие подобия, а егда по некоторому прилучаю отторжется камень, а внутри того писано якож и на край».

Для европейской науки Томские писаницы открыл Табберт.

Он первым воспроизвел их, скопировал и напечатал в Стокгольме в 1730 году. Интерес к этому открытию был так велик, что Томские писаницы позже посещали и описывали множество ученых, в том числе знаменитый Брем - автор непревзойденной «Жизни животных».

А первооткрыватель их ещё немало сделал для познания Сибири.

Он участвовал в далеких научных экспедициях, интересовался этнографией сибирских народностей, составлял чертежи неведомого края и в той же книге, где были помещены наскальные рисунки, опубликовал карту, на которой впервые в заграничном издании с астрономической точностью указал местоположение сибирских городов.

Конечно же, такой человек не мог не заинтересоваться кедрами, заполонявшими в те времена весь бассейн реки Томи. И кто знает - не вывез ли Табберт на родину семена этих экзотичных, с точки зрения шведа, деревьев?

Кедры в Швецию, думал также я, могли попасть через посредничество Карла Линнея или его русских учеников.

Великий натуралист первым приблизил к изящному завершению громадный и бесформенный ворох ботанических знаний, накопленный к его времени европейской наукой.

Специалисты давно подытожили также заслуги Линнея в медицине и зоологии, но мне хочется здесь хотя бы мимоходом познакомить читателя с неповторимой личностью ученого, потому что любой представитель той или иной нации несет в себе черты психического оклада своего народа, и, узнав кое-что о Линнее, мы узнаем нечто о шведах.

Наиболее яркий и полный портрет Линнея нарисовал незадолго до своей кончины он сам. Эта недавно переведённая на русский язык «объективка» так любопытна, что я приведу несколько выдержек из неё:

«...Фигура средней величины, скорее низкая, чем высокая, не тощая и не жирная, средней мускулистости, уже с детства с выдающимися венами.

Голова большая, сжатая, с затылком выпуклым и по шву поперек сжатым, волосы в детстве белокурые, потом более тёмные, в старости серые. Глаза карие, живые, очень веселые и острые...

С открытой душой, легко сердившийся, радовавшийся и печалившийся, он быстро успокаивался; весёлый в молодости, в старости был спокойным; в работе чрезвычайно быстрый, в движении скорый и легкий...

Домашние заботы предоставлял супруге, сам интересовался только произведениями природы; начатые дела доводил до конца и в пути не оглядывался назад.

Он был ни богатым, ни бедным, но боялся долгов. Он писал свои труды не из корысти, но из чести...

Он неохотно притворялся и лицемерил; в высокой степени ненавидел всё, что называется высокомерием; спал зимой от девяти до семи, но летом с десяти до трех; записывал коротко и выразительно всё, что разрабатывал; читал на Земле в камнях, растениях и животных, как в книге; был один из сильнейших, наблюдателей, которых мы знаем; был поэтому творцом, а не компилятором...

После того как в 1750 году он был в когтях смерти от подагры, он излечился земляникой, он ел ее каждое лето так долго, как она длилась, и так много, сколько мог достать и съесть, посредством чего он не только полностью излечился от подагры, но получил от этого и пользу, большую, чем другие от водолечения, а также победил и цингу, которой страдал каждую весну с молодых лет».

Во все времена, однако, человек был интереснее и сложнее, чем он о себе думал, и я расскажу о нескольких поступках Карла Линнея, связанных с особенностями его характера.

Однажды немецкий ботаник Сегезбек, (его фото найти не удалось) служивший в Петербурге, человек недалекий и неуживчивый, с которым Линней, однако, поддерживал переписку и посылал ему семена, вдруг выступил со злобной критикой взглядов Линнея на половую систему растений, обвинив научные принципы своего учителя в нецеломудрии, безнравственности.

Линней не отвечал на критику в печати и даже прокламировал:

«Я никогда не возвращал своим противникам стрелы, которые они мне посылали».

Не удостоил он ответом и Сегезбека, послав всё-таки в его адрес несколько необыкновенно острых и смертельно ядовитых стрел.

Одно из открытых и описанных им растений, неказистое и неряшливое с виду, покрытое щетинками, за которые цеплялся всякий мусор, было названо им Sleqesbechla (Сигизбекия).

Сигезбекия восточная

Только этого ему показалось мало.

В один прекрасный день Сегезбек получил посылку с семенами, среди которых значилось загадочное растение Cuculus Ingratus.

Сегезбек с нетерпением оживил семя и высадил росток. Когда травка показалась, стало очевидным, что это и есть та самая Сигизбекия (Sleqesbechla), доставленная в Петербург под псевдонимом Cuculus Ingratus, что означает «Кукушка неблагодарная».

А спустя много лет, когда Сегезбек за сварливость и научную несостоятельность уже был отчислен из Петербургской Академии и отбыл на родину, Линней добил своего оппонента окончательно.

Он оставил потомкам полушутливый список «членов офицерского корпуса Флоры», начав его так:

«Генерал: Карл Линней, упсальский профессор».

Далее шли полковники, майоры, лейтенанты, прапорщики, - немцы, французы, голландцы, англичане.

Заканчивается этот интереснейший реестр убийственно:

«Фельдфебель: Сегезбек, петербургский профессор».

Безжалостно, конечно, однако поделом, история науки подтвердила правоту Линнея, который не мог тогда знать, что сразу же по приезде в Петербург Сегезбек подал в Академию доклад со своими возражениями против системы Коперника...

Издалека и со стороны кажется, что в XVIII веке, не знавшем не только радио и самолетов, но даже паровозов и телефонов, контакты между учеными разных стран были слабыми и случайными.

Связи почетного члена Петербургской Академии наук Карла Линнея с первыми русскими ботаниками были постоянными, плодотворными и дружескими.

Он переписывался с С. Крашенинниковым, знал и высоко ценил работы И. Гмелина, П. Палласа, Г. Стеллера и других обрусевших иностранцев, посылал им и получал от них книги, рефераты, гербарии, семена.

Советский исследователь доктор биологических наук Евгений Григорьевич Бобров,

которому я благодарно обязан за эти сведения, вскрыл интересные поучительные подробности стародавних контактов шведской и русской ботанических наук.

Когда, например, в 1746 году близ Тобольска умер, возвращаясь из путешествия, Георг Стеллер,

Карл Линней забеспокоился о судьбе его последних работ и коллекций.

Русский промышленник Григорий Демидов, позаботившийся о сохранности научного наследия Стеллера, послал Линнею дубликаты коллекций с просьбой определить и описать растения.

Григорий Акинфиевич Демидов. Портрет неизвестного художника.

Между прочим, у этого Демидова, живо интересующегося наукой, был под Соликамском ботанический сад, в котором кроме сибирских и уральских эндемиков росли кактусы, пальмы, лавры, цитрусовые и кофейные деревья.

А в 1760 году он послал в Упсалу трёх своих сыновей.

Они проходили у Линнея выучку, по трём царствам природы, и великий учитель высоко отзывался о способностях юношей.

Один из них, Павел Демидов,

позднее познакомился с другим выдающимся натуралистом, французом Бюффоном, закончил Геттингенский университет и Фрейбергскую горную академию.

Возвратившись в Россию, он стал советником Берг-коллегии, но прославился больше как меценат и коллекционер.

Учредил так называемый Демидовский лицей:

Здание Демидовского юридического лицея в Ярославле, разрушенное в 1918 году.

Выделил большие деньги на строительство университетов в Киеве:

и Тобольске:

Его последний дар, возросший до 180 тысяч золотых рублей, был употреблён потом на строительство Томского университета:

Ценнейшая библиотека Павла Демидова и его обширные коллекции по естественней истории, описанные в трехтомном сочинении 1807 года, были пожертвованы им Московскому университету.

Из других учеников Карла Линнея должно вспомнить «русско-сибирского дворянина» Александра Карамышева и москвича Матвея Афонина. Первый позже стал членом Российской Академии наук и Стокгольмской академии, второй профессором Московского университета.

Надо бы заметить, что биологическая наука начиналась с описательной ботаники, а любительское коллекционирование растений было довольно распространено в России.

У одного из таких любителей, Прокопия Демидова, двоюродного брата учеников Линнея, содержался в Москве на территории, занятой теперь Нескучным садом и учреждениями Академии наук, богатейший ботанический сад, описанный еще Петром Палласом.

В каталоге, изданном в 1786 году владельцем собрания, значились почти четыре с половиной тысячи различных растений - в три с лишним раза больше, чем в саду самого Линнея.

Карл Линней, будучи страстным собирателем, в Упсале у него росло, согласно подробной описи Александра Карамышева, 119 сибирских растений, писал в 1764 году шведу Эрику Лаксману на Алтай, где тогда работал этот член-корреспондент Российской Академии наук:

«Из сибирских растений у меня едва сотня живых в саду. Никакие другие растения так хорошо не растут в наших садах, как эти. Англичане и французы посредством многих и редких дерев и растений, привозимых ими из Северной Америки, превращают сады и замки свои в рай, но у нас эти североамериканские растения не принимаются так хорошо и редко .достигают зрелости. А сибирские придали бы садам нашим новое великолепие, и Вы, государь мой, можете украсить отечество наше и сделаться бессмертным в потомстве, если будете высылать мне семена трав, растущих в Сибири в диком состоянии...».

Впрочем, кто бы ни укоренил кедры в столице лена Норботтен - швед или русский, - я был уверен в одном: человек этот любил свою родину, понимал природу и чувствовал её красоту...

Должен признаться, что в поездку по Швеции я взял с собой две семенные кедровые шишки, привезенные в прошлом году из Сибири, снятые с дерева в кедровнике возле моей Тайги.

Предполагал, что встречусь тут с лесоводами, подарю им семена кедров, посоветую, как их прорастить, и о кедре расскажу, его орехах. В них ведь жиру до семидесяти процентов, белков в жмыхе в четыре раза больше, чем в пшенице, а само дерево, скажу, красивое, долгоживущее, годится на мебель и карандаши; я, мол, заинтересовал им немецких лесоводов, понимающих толк в деревьях, и даже на священной японской горе Фудзи семь лет назад посадил семь семи-годовалых кедров...

Однако зачем, думал теперь я, дарить семенные шишки в Лулео, где уже есть свои, местные семена? Только вот собирает ли их кто-нибудь? Навряд, потому что за кедрами, замечательно украшающими центр города, ухода, как я заметил, никакого нет. Подстилка вокруг вытоптана, под самым большим и красивым деревом утрамбованный песок, а в могучий ствол его было зачем-то забито множество гвоздей. Должно быть, здешние дети, беря пример со своих отцов и праотцов, относятся к этим кедрам, как к чему-то вечному - небу, земле или камням.

А назавтра в парке, окружающем резиденцию губернатора, я увидел ещё один кедр, десятый. Он роскошно цвёл под солнцем, и ему было весело в окружении молодых берез.

Но как он всё же попал сюда в XVIII или в самом начале XIX века?

* * *

Советская проза.

Это были отрывки из книги - Шведские остановки.

Автор Владимир Чивилихин.

ИСТОЧНИК

* * *

Заставка и фотография о кедре взяты из этого ИСТОЧНИКА.

Все другие фотографии для темы взяты из свободного доступа в Сети.

* * *

На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!

Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.

ВСЕ Рассказы - 951 видео озвученные мной.

До свидания.