О манипуляции ( и не только)

Мир медленно, но неуклонно проваливается в варварство, архаизуется в своих главных сегментах - таков диагноз на философском уровне[1]. Наиболее заметны эти процессы в России, и их невозможно замазать ни карнавальным беснованием попсы на телевизионных экранах, ни натужным оптимизмом политиков, ни ласкающими слух предсказаниями разного рода гадалок. Нравственное разложение, деинтеллектуализация и дерационализация, стереотипизация мышления и поступков, разрушение сохранившихся культов во имя лишь одного – Мамоны, опрокидывание и переворачивание социальных иерархий, обесценивание производительного и творческого труда, вопиющая социальная поляризация, немыслимая ни для одной другой страны мира коррупция – вот лишь некоторые из процессов, которые задают общий вектор деградации. В соответствии с данными аналитического доклада Института социологии РАН и Представительства Фонда им. Ф. Эберта около половины россиян хотело бы уехать из России, а 60 % опрошенных испытывают время от времени желание всех перестрелять [2].

Социальные институты - и прежде всего государство- не в состоянии сколько-нибудь удовлетворительно решить возникающие проблемы и поэтому либо бегут из традиционных ниш, либо окукливаются в собственном коконе, утрачивая большую часть своих связей с обществом. Миллионные массы людей оказываются на социальной обочине, превращаются в мега-маргиналов, накапливая фрустрации и сопровождающую их агрессивность. Всепронизывающее отчуждение деформирует и в конечном счете рвет выработанные цивилизацией цепочки: традиция-ценность-норма, ожидание-действие-санкция. Сквозь деформированную корку (пленку) русской цивилизации из глубинных пластов социальной психики начинают просачиваться некие «вирусы», которые до сих пор пребывали в спящем состоянии и по сути не контактировали со средой. В обществе уже произошли социальные мутации под воздействием инокультурных (в первую очередь западных) «вирусов» вроде «толерантности», «политкорректности», «прав человека», «сильного одиночки», «индивида-монады», «священного права частной собственности». Эти мутации глубоки, однако результаты воздействия тех вирусов, которые имеем в виду мы, могут оказаться еще более серьезными. Ведь, по сути, речь идет не об инокультурных, а о докультурных образованиях, и какова будет структура и динамика процессов, запущенных ими, пока трудно прогнозировать. Еще сложнее пытаться разработать более или менее приемлемую модель, когда отсутствует достаточный эмпирический материал.

Разумеется, говоря о докультурных образованиях, мы не собираемся опускаться в ту область, куда привела М.А.Булгакова его фантазия в «Собачьем сердце». Имеется в виду то, что исторически предшествовало знакомой нам рациональной в широком смысле слова, письменной (Р.Мертон), линейной культуре.

Что роднит человека дописьменной культуры и человека современного? То, что первый замер в изумлении перед еще неосвоенным природным (внешним) миром, а второй – с ужасом взирая на результаты этого освоения-покорения. Но и в том, и в другом случаях усилия, энергия сосредоточиваются не на внешнем, а на внутреннем, на интрасоциальных коммуникациях. В этом плане весьма перспективной нам представляется идея Б.Ф. Поршнева о дипластиях.

Отталкиваясь от древнейшего архетипа коллективного сознания «мы и они» и подчеркивая, что «мы» - это всегда «люди» в прямом смысле слова, тогда как «они» - не совсем люди [3,82], он замечает, что главной пружиной расселения людей по всему Земному шару в течение 10-15 тысяч лет было, несомненно, взаимное отталкивание.

Опираясь на многочисленные примеры, зафиксированные в этнографической литературе, он делает принципиальный вывод: рассмотрение социально-психической, в том числе этнопсихической общности только изнутри, в плане внутреннего сцепления является фикцией.

Именно противопоставление своей общности другой всегда способствовало фиксации и активному закреплению своих этнических отличий и тем самым – скреплению общности[3,95]. По его мнению, эта формула «они и мы», бинарная структура или целая цепь таких структур обнаруживаются в древнейших пластах человеческой психики. При этом очевидно, что между «ними» и «нами» существуют явно диспаритетные, асимметричные отношения.

Далее. Парные сочетания, которые он вслед за А.Валлоном называет дипластиями, охватывают не только сферу слов и мыслей, но также некоторых действий, в том числе изобразительных, действий по приданию «реальным предметам формы, близкой к воображаемой»[3,186]. Пока явления объективного мира не классифицированы в системы и серии с помощью обобщающих понятий и категорий, дипластии оставляют возможность самого вольного обращения с объектами. То есть позволяют соединять несоединимое и разъединять нераздельное, сращивать признаки разных объектов, удваивать объекты (либо в воображении, либо путем создания искусственных подобий), превращать отдельные признаки в самостоятельные объекты и т.д.

Дипластия, таким образом, лежит в основе фантазии и творчества. Но как дологический механизм она может проявляться у детей определенного возраста, у людей с ослабленной или разрушенной психикой.

Профессиональный художник или психиатр, обладающий художественным чутьем, сможет (так или иначе) отличить картину, написанную больным человеком, от того, что написано здоровым. Каждый, кто анализировал свой собственный детский опыт, либо много общался с детьми, либо имел опыт общения с шизофрениками или акцентуированными личностями, признает справедливость рассуждений Поршнева относительно форм проявления дипластий. (В чеховском рассказе «Дома» отец, рассматривая рисунки семилетнего сына, приходит к выводу, что у детей, как и у дикарей, свои художественные воззрения и требования, недоступные пониманию взрослых. На рисунке был изображен дом с кривой крышей и дымом, зигзагами идущим из трубы. Возле дома стоял солдат с точками вместо глаз и штыком, похожим на цифру 4. «Человек не может быть выше дома» - сказал отец. «Нет, если нарисуешь солдата маленьким, то у него не будет видно глаз» - ответил сын.).

Нельзя не обратить внимание на то, что поршневское определение дипластий, которое можно было бы иначе сформулировать как акцентуированный элитизм плюс антиреализм эпатажного плана, так или иначе касается доминирующей в современном западном искусстве тенденции, которая стараниями А. Моля получила название «кич». Его примеры весьма многообразны, начиная с классики 1970-х в виде маслёнки, отороченной мехом, кончая современностью в виде акулы в формалине, продающейся за 10 миллионов долларов. Кич – это мейнстрим современного западного искусства, а в такой своей разновидности, как перформансы и инсталляции он совершает триумфальное шествие по просторам России. Проблема в том, что он вырвался за пределы богемных тусовок и вторгается в сферы, совершенно для него не свойственные. Одна из таких сфер – политика и государственное управление. Кич в политике – это и профанные речевые обороты в устах политиков высшего ранга, и поведенческие паттерны, которые связаны скорее с преодолением различного рода личных комплексов тех или иных деятелей, нежели чем с необходимостью решения государственных задач, и панибратство среди тех, кто призван нести ответственность за судьбы своих народов, и совершение действий как идеологического, символического, так и практического плана, которые вызывают резкий протест у 80 и более процентов населения и т.д.
Криминально- плутократический режим, сложившийся в 1991-93 годах, в настоящее время демонстрирует признаки тоталитарной цифровой некрофилии. Наглая ложь Д. Пескова об отсутствии в России олигархов была обнародована вовремя, показывает “who is who” и заставляет обратиться к другому метафорическому ряду – «В царстве мрачного Плутона…», или Аида, т.е. в нижнем мире, в царстве мертвых. Речь, разумеется, идет не о сугубо психическом заболевании, хотя иногда кажется, что и в этой плоскости нужно ставить вопрос, но о социально-психическом отклонении правящей клики, нашпигованной разного рода сайентологами, каббалистами, оккультистами пр. Речь идет о некрофилии, в свое время описанной Э. Фроммом в работе «Некрофилы и Адольф Гитлер», т.е. о политической некрофилии как стремлении умертвить живое, ибо мертвым легче управлять. Эту клику можно еще назвать витафобской, так как жизнь в ее многообразных проявлениях, с ее эмоциями, волениями, желаниями, тягой к справедливости и правде, с ее противоречиями, заблуждениями, предрассудками, традициями, нормами абсолютно чужда их идее голого господства, свободного как от морали, так и от права. Клика эта, став экономическим и политическим сувереном, сейчас тщится стать властителем метафизическим. Интересы и воления миллионов она не просто игнорирует, она эти миллионы пытается перекроить по собственным лекалам.

Власть – это производство намеренных результатов, власть телеологична, - считал Б. Рассел. Добиться результатов можно с помощью убеждения, манипуляции, пропаганды, подкупа, шантажа, насилия. Однако на подкуп нужны деньги, которых жалко, манипуляция, а тем более убеждение требует каких-никаких мозгов, с которыми у этой клики большие проблемы. Остается одно проверенное средство – насилие и тотальный контроль, благо технических возможностей для этого в современную эпоху предостаточно.

Коронавирусная эпопея как триггер запустила процессы, которые шли давно, и шли неявно, подспудно. Сейчас они вышли на поверхность. Высохший фиговый листок «демократии», «права», «свободы», прикрывавший причинное место этого режима еще с ельцинских времен, сброшен окончательно и бесповоротно. Быдло надо загнать в стойло, избавившись от химеры совести и морали, - именно так рассуждают наиболее одиозные представители этого режима. Однако это лишь первый этап социальной дрессуры. Правящая клика, почувствовав, как земля заходила у нее под ногами, преподнесет нам еще много сюрпризов...

Выше уже говорилось, что дипластии, видимо, пребывают в «спящем» состоянии в индивидуальной и коллективной психике, и прорываются там и тогда, где и когда покрывающий их пласт рациональности даёт в силу тех или иных обстоятельств трещину, либо его целенаправленно пробивают.

Нынешние так называемые элиты (что на Западе, что в России) напоминают субъекта с прорвавшейся дипластией. Осознавая свою неспособность разрешить ни одну из проблем, вставших перед человечеством и их собственными обществами, они всеми возможными способами стремятся закрепить свое кастовое положение, самоидентифицироваться, противопоставляя себя «другим», «недолюдям». Если новоиспечённый президент Байден (после 2- х операций на мозг, натренировавшись вдоволь в витафобстве, манипулируя кровавыми руками Порошенко), а также те, кто дергает его за веревочки, намерены подчинить весь мир американским интересам в духе американской демократии, побочным эффектом которой станет гибель сотен тысяч (если не миллионов) представителей других народов, то его российские контрагенты делают то же самое по отношению к собственному народу (августовский путч 1991 - геноцид русского народа). Правда, последний случай специфичен, и специфика его в исключительной бездарности и гипертрофированном хватательном рефлексе тех, кто именует себя элитой, претендуя при этом на кастовое положение. Касты образуются традицией и духом и лишь в последнюю очередь деньгами. Лавочнику-филистеру очень трудно, если вообще возможно, превратиться в жреца. И. Эренбург когда-то назвал западных политиков торговцами подержанными кальсонами. По-видимому, метафора не слишком оторвана от действительности. Следует, однако, добавить к ней определенную оккультную составляющую, равно как жесткий управленческий этос и необходимость следования за общественным мнением. А вот применительно к современным российским оллигархам это будет в самую точку.

Герольдмейстеры, дизайнеры, имагологи, модельеры, архитекторы, бессчетная охрана и прочая челядь, мигалки, бронированные джипы, виллы-дворцы, заборы с колючей проволокой под током и изощренные системы электронного слежения, яхты и вертолеты, кресла из кожи опоссума, золоченая лепнина, счета в банках, банках, банках, повара-итальянцы, галстуки за 5 тысяч долларов и пр. до бесконечности. Сколько людских, материальных, финансовых ресурсов было за 25 лет потрачено, чтобы, в отсутствие сакрального духа власти, создать некое его подобие, обозначить разграничительную линию от «других», «недолюдей», утвердиться в качестве небожителей.

И все-таки до касты «небожители» не дотягивают. Если и каста, то только в том смысле, в котором это слово использовал К.Маркс – каста «государственных паразитов, щедро оплачиваемых сикофантов и любителей синекур»[4, 549]. (Для справки: сикофант в Древней Греции – лицо, сообщавшее о вывозе драгоценной смоквы из Аттики, а со второй половины V века до н.э. профессиональный доносчик, клеветник, шантажист).

Однако вернемся к Поршневу. Кроме функции деления на «мы и они» дипластии дают возможность вольного обращения с объектами. В этом случае не субъект приспосабливается к объекту, реальному, а реальное подтягивает до высот собственной фантазии, и проявляется это не только на вербальном уровне, но и на уровне определенных, в частности изобразительных, действий. Это может быть не только рисунок, но и танец, музыка, которые тоже в какой-то степени конструируют реальность.

Он считал, что функция слова на заре человечества – суггесторное воздействие, т.е. воздействие через чувство, а не рассудок. И сама-то вторая сигнальная система – язык – родилась как система принуждения между индивидуумами: чего не делать, что делать. То есть суггестия – необходимый компонент обычного общения, но может выступать и как специально организованный вид коммуникации вербального и невербального характера. И действительно, сегодня суггесторные практики древних шаманов (да и сами они отнюдь не сошли с исторической сцены) постоянно дополняются развивающимися технологиями, будь то нейролингвистическое программирование, без которого немыслима деятельность современного бизнес-сообщества, трансактный анализ, гештальт-психология и др. Не прекращаются исследования в области когно-технологий, способных переориентировать «среднего» человека – обладателя семантического или символического мышления на образное, что в разы ускорит восприятие им информации. Весь вопрос в мотивах и целях тех, кто занимается «психогенной инженерией».

Имеются признаки того, что мракобесный, пронизанный настроениями апокалиптики, зацикленный на идее резкого сокращения населения Земли и прекращения технологического роста глобальный суперклан, органической частью которого является современный российский правящий класс, все больше рассматривает кибертехнологии в качестве главного инструмента достижения своих целей.

Ведь «вбамбливать в каменный век» целые страны и регионы можно не только с помощью высокоточного оружия, но и с помощью искривления виртуального пространства, кибертрансформации самого рода человеческого.

Сегодня, как представляется, требуется вести речь не просто о технологиях манипулировании киберобъектами перед людьми для достижения определенного эффекта, но о манипулировании людьми как киберобъектами. Фокусник манипулирует предметами перед публикой, сегодняшний манипулятор манипулирует публикой как предметом.

Ситуация усугубляется достижениями современной генетики, сумевшей расшифровать геном человека, развитием нано-био-компьютерных технологий. Сторонники морфофизиологического и морфогенетического толкования различий между людьми получают в руки сильный козырь, когда становится технически возможным формирование человеческого тела с заранее заданными свойствами, корректирование сбоев в генетической программе, функций внутренних органов и церебральных структур мозга, создание комбинаций естественно-органических и искусственных органов, возникновение частных имплант-гаражей, предоставляющих органы, выращенные из собственных клеток владельца и т.д. Микрочип молекулярно-клеточного масштаба будет способен не только контролировать и видоизменять фундаментальные нейро-динамические процессы, но и запускать замыкающиеся на латентные структуры головного мозга новые процессы, связанные, скажем, с раздвижением границ человеческого восприятия.

Однако и эти сугубые процессы, происходящие, казалось бы, «внутри черепной коробки», внутри человеческого тела следует рассматривать социологически, с точки зрения обратного влияния конкретно-исторического «ансамбля» человеческих коммуникаций не на индивида даже, не на личность, а на его морфофизиологию. Поле для размышлений в этом плане весьма широко. Фиксируется, например, уменьшение за последние годы роста среднего россиянина на 1,5 сантиметра. Ближайшим объяснением будет ухудшение структуры питания, недопотребление калорий, характерное для широких слоев населения, балансирующих у черты или находящихся за чертой бедности. Однако если будет обнаружено, что тенденция уменьшения роста наблюдается и в материально благополучных группах, объяснение потребуется иное. И оно так или иначе будет связано со стрессовым существованием в обществе с зашкаливающим децильным коэффициентом, с тромбозными каналами мобильности, с профанируемым образованием и умирающей наукой, в обществе, где реальный дефицит социального общения восполняется виртуальными суррогатами.

Антигуманные условия «глэм-капитализма» с его культом мамоны и идеалом Телемы, с нависающей доминантой Низа не может не вызвать морфологической (не говоря уже о нравственно-психологической) деградации человека. Следует сказать и о том, что движение в сторону генетического перекодирования и церебрального перепрограммирования, продления активной фазы человеческой жизни может служить во благо, а может – во вред, став сильнейшим средством манипуляции, подавления воли и приведения к послушанию.

Библиографический список

Мотрошилова Н.В. Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов. – М.: Изд-во ИФ РАН, 2010. – 480 с.
Тимофеева И. 60% россиян испытывают желание всех перестрелять//Новая газета. 2011. №87 24.06.2011.
Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. – М.: Наука, 1966. – 213 с.
Маркс К. Наброски «Гражданской войны во Франции»// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т.17.